Наши крылья растут вместе (СИ)

За время, проведенное вдвоем, Оливия много узнала о Даниэле. Он рассказывал про себя, как начал летную карьеру, наперекор всем родным, как переехал в Дубай, как тяжелы были учебные годы. Он рассказывал про свою семью, про отпуск в Аликанте. Лишь пропуская в рассказе одного человека- Паулу.

Рассказывая про семью, он так же упускал слово «отец». Но Оливии довелось уже узнать про него раньше и сейчас она боялась затронуть эту тему вновь, понимая, что она больна для Даниэля. В памяти еще свежи были воспоминания его слов, сказанных во время очередной игры между ними. Тогда он сказал, что не желает обсуждать смерть своего отца тем более с ней. Но она поймала себя на мысли, что хочет помочь его воспоминаниям взрываться не гневом, а яркой радугой в душе. Любое воспоминание о любимом человеке не должны проявляться отрицанием того, что было с ним связано. Ей, как никому другому, было это известно. Когда-то она переступила через свою боль, ненавидя самолеты, один из которых убил ее отца. Оливия не родилась небесной феей, она прошла душевную адскую боль, чтобы стать стюардессой и взойти на борт самолета. Но лишь один шрам не мог стереть тот день, когда отца не стало. И этот шрам на груди девушки нежно коснулись пальцы Даниэля. Теперь он хотел знать о нем, пытаясь забрать боль на себя:

- Если тебе больно об этом вспоминать, я могу ждать столько, сколько ты сможешь молчать.

Она не хотела молчать, смотря на его пальцы, касающиеся этого ужасного шрама. Он не был ему противен, Оливия убедилась в этом, когда его губы мягким шелком коснулись белого следа ее воспоминаний:

- Я расскажу тебе. Мне нечего скрывать. - Она устроилась удобней на его плече, теперь рассказывая о своей жизни, - на улице была ясная погода и я гуляла с соседскими детьми во дворе. Солнце освещало его очень ярко, как никогда, создавая духоту. Я даже не поняла, в какой момент ветер поменял свое направление, надувая темную грозовую тучу. Она появилась из вне, выжимая из себя крупные капли холодного дождя. Именно вода заставила нас разбежаться по домам, и я забежала к маме на кухню, нюхая запахи готовившейся еды. Мне было все равно, что именно она готовила, но запах был обалденный и я ощутила голод. Но что бы отвлечь себя, я включила телевизор. А мама пела, мешая мне смотреть.

Оливия опустила глаза, видя яркую картину в своей памяти, которую поклялась забыть. Но она помнила. Она не забыла ни минуты той страшной новости. Она даже помнила лицо диктора, смотрящего на нее с экрана телевизора:

- Она пела, но я уже не слышала ее, уставившись на фотографию самолета, летевшего из Бостона в Лондон британскими авиалиниями, рейса номер 5-6-3. Диктор сказал, что он упал в Атлантический океан. - Оливия облизнула пересохшие губы, ощущая дыхание Даниэля возле своего уха:

- Оливия, - прошептал он, пытаясь вывести ее из транса, - не надо, не рассказывай, если тебе тяжело.

Но девушка не слышала его, вновь ощущая тот ужас:

- Я вскрикнула, в глазах застыла пелена тумана. Сердце просто остановилось, останавливая сознание. В голове темнело и гудело, как рой пчел возле улья. Я задыхалась. Я помню, как пошатнулась, хватаясь за столешницу. На его конце лежал нож. Я падала, и он летел вместе со мной, колом втыкаясь мне в грудь. Больше ничего не помню. Ни боли. Ни слез.

Даниэль прижал ее к груди, шокированный этой страшной историей. Оливия так ясно все рассказала, что эта картина встала у него перед глазами, заставляя задуматься о том, что сейчас он обнимал самую сильную женщину из всех, что встречал. Пережив весь этот ужас, что заставило ее подняться на борт самолета в качестве стюардессы? Она бросила вызов судьбе, твердыми шагами вступая по трапу.

Он капитан самого большого в мире самолета и отвечает за жизни пол тысячи пассажиров, но он не имеет даже половины той храбрости, которой обладает Оливия. Он убежал от своего прошлого, ненавидя даже его запах. Она пошла вперед, чтобы доказать свою силу. Сейчас он был восхищен ею.

- Я очнулась в больнице, слыша разговоры врачей. Они говорили, что нож проткнул кожу, втыкаясь в ребро. Оно спасло меня, удерживая его в сантиметре от сердца, - Оливия взглянула на Даниэля, - я поправилась быстро, но шрам того дня на всю жизнь остался со мной, как памятник о смерти моего отца.

Он прижал ее к себе сильнее, руками проводя по ее волосам, но Оливии не нужна была жалость, и она отпрянула от него, слегка улыбнувшись:

- Это всего лишь ужасное воспоминание, но я не боюсь его.