Наши люди в Шанхае

Старательно приникнув к стеклу, я таращила сонные глазоньки и из последних сил любовалась видами Пекина. Смотрела на проносящиеся мимо стайки велосипедистов, яркие цветущие клумбы, огромные небоскребы с чистейшими окнами…

Вот какой-то канал или река с плакучими ивами по берегам. А вот пагода с зеленой крышей…

Я с интересом разглядывала старинную пагоду, пыталась прочитать, что там написано на вывеске перед входом, как вдруг, открываю глаза, а передо мной уже вовсе не пагода, а современное здание океанариума.

Задремала-таки!

Сказалась усталость от долгого перелета, бессонная ночь и нервотрепка из-за совсем было утраченного доклада Алсуфьева.

Надо ли говорить, что на конференции я уснула тотчас, как только завершилась церемония открытия и начался первый доклад.

Периодически я все-таки просыпалась (меня будили аплодисменты), нервно вздрагивала, виновато улыбалась сидящему рядом Алсуфьеву и через минуту благополучно засыпала опять.

А что вы хотите? Я ведь не двужильная. Не робот и не терминатор, и не такая уж и молоденькая, мне трудно не спать сутками. К тому же кресла здесь мягкие, удобные, с подлокотниками и подголовниками.

О чем они, интересно, думали, эти китайцы, когда проектировали такие кресла для конференц-зала?

Я ущипнула себя за руку. Сильно ущипнула. И смогла продержаться пару минут без сна.

Хорошо Алсуфьеву. Сидит, свежий как огурчик. Конечно, ему-то что. Он же все понимает, на все реагирует, все ему интересно. Это же не библиотечная конференция про информационно-поисковые языки в информационно-поисковых системах, где я как рыба в воде.

Посмотрела бы я на него, окажись он на моем месте.

— Сережа, — яростно зашипела я, склонившись к Алсуфьеву, — долго еще?

— Что, прости? — слегка отстранился он.

— Долго еще, говорю?

— Не знаю. — Алсуфьев пожал плечами и прижал палец к губам. Дескать, помолчим, а то неудобно.

Я замолкла, а сон уже тут как тут. Навалился влажной тяжелой подушкой на лицо и давит, давит. Не на жизнь, а на смерть давит. Нет, это уже не легкая дрема, приносящая минутное облегчение и восстанавливающая силы, нет, это общий наркоз какой-то.

Чтобы взбодриться, я пошаркала по полу ногами.

— Надо мне было остаться в отеле. А, Сереж? Выступать нам завтра. Чего я здесь зря кисну. Я уже не могу больше, я на пределе, Сережа. Еще немножко и упаду в проход. Тебе это надо?

Сидит, сверкает очками, даже не повернулся в мою сторону.

— Сережа, — я потрясла Алсуфьева за рукав. — Ты ж опозоришься из-за меня. Сам опозоришься и всех своих коллег опозоришь. — Я без зазрения совести сгущала краски. Я хотела спать. — Давай, знаешь, как сделаем? Давай ты здесь останешься, на конференции, а я вернусь в отель? Высплюсь, отдохну, и завтра со свежими силами…

— Хорошо, хорошо, — свистящим шепотом перебил он. — Я провожу тебя в отель во время перерыва.

— А когда у них будет перерыв? — Меня не так-то легко сбить с толку.

— Кажется, скоро.

— Скоро — это как?

Алсуфьев послушно зашуршал программкой:

— Через три доклада.

— Ой, нет, — взвыла я, — это невозможно. Еще три доклада я не вынесу. Вот, смотри! — Я закинула ногу на ногу и ткнула пальцем в слегка оплывшую лодыжку. — Ноги отекли. Видишь? Сердце, наверное, не справляется.

Алсуфьев беспомощно пожевал губами.

— Ну-у…

— Да ты потрогай, Сережа, потрогай. Пощупай сам, если не веришь. — Я схватила его руку и силой притянула к своей щиколотке. — Видишь?

Он дернулся как от удара электрическим током и в смятении уставился на меня.

Уловив в алсуфьевских глазах некий намек на сочувствие, я резво поднялась. Куй железо, пока горячо.

— Так я пойду, Сережечка? Буду ждать тебя в своем номере, — ангельским голосочком доложилась я и начала поспешно пробираться в конец ряда.

Ученые мужи удивленно вскидывались, испуганно подбирали ноги, я же, непрерывно извиняясь и скорбно вздыхая, упорно протискивалась к выходу.

Отдавила кому-то ногу:

— Извините, пожалуйста.

Мазнула «конским хвостом» по чьей-то лысине:

— Простите ради бога.

Смахнула бюстом очки с чужого носа внушительных размеров:

— Ой, виновата!

Очки, громко хрустнув под моим каблуком, приказали долго жить.

— Еще раз простите!

Нет, это невозможно! Вести себя так недопустимо. Непозволительно!

Бедный, бедный Алсуфьев. Сидит, наверное, как на раскаленных углях. Сто раз уже пожалел, что со мной связался.

Я все понимала, но ничего не могла с собой поделать. Я хотела спать. Очень хотела спать.

Тот самый случай, когда и полцарства отдала бы за возможность выспаться. Да что там полцарства, я бы сейчас и своей новой, ни разу не надеванной норковой шубки не пожалела, лишь бы растянуться на кровати и поспать хотя бы часок. Лучше два!

Ну, наконец-то! Вот он — вожделенный выход!

Я потянула на себя тяжелую дубовую дверь и выскользнула в пустой гулкий коридор.

Вышла из зала, и тотчас стало легче. Будто пелена с глаз спала. Я не стала дожидаться лифта и спустилась вниз по лестнице. Подумаешь, четвертый этаж!

А уж когда на улицу вышла да глотнула свежего воздуха, тут мне совсем полегчало. Будто второе дыхание открылось. И в голове прояснилось, и настроение поднялось. Сон как рукой сняло.