Наши люди в Шанхае

— Сережечка, — проникновенно сказала я, удивленно примолкшему под моим неприязненным взглядом Алсуфьеву. — Допустим, это так. Допустим, что не только сегодня, а на всех спектаклях пекинской оперы певцы и певицы скачут по сцене как заведенные, крутят сальто и кидают друг в друга острыми копьями. Допустим, это нормально. Вполне вероятно и то, что копье улетело за пределы сцены случайно. Безо всякого на то злого умысла со стороны артиста. Не ошибается тот, кто не работает. Я это прекрасно понимаю. Среди жонглеров и акробатов тоже есть новички. Но, Сережа, я тебя умоляю, почему это копье попало именно в тот стул, на котором сидел именно ты?

— Э-э-э-э…

— Подожди, не перебивай. Я ведь тебя не перебивала. Вспомни лучше, сколько в нашем первом ряду стояло столиков. М-м? Вспомнил? Правильно, много. А копье почему-то попало именно в тебя!

— Э-э-э-э…

— Хорошо, не в тебя, а в стул! Но скажи мне за это спасибо, Я тебя лягнула, оно и не попало.

— Спасибо большое тебе, Наташечка. Если бы не ты! А, собственно, почему ты…

— Потому! — Меня бесила недогадливость Сергея.

— Я ведь полез под стол, потому только, что думал, что ты что-то уронила и просишь меня это что-то достать. А ты говоришь…

— А я говорю, что ничего не роняла. Руки у меня еще не дырявые, слава богу, а вот тебе, Сережечка, надо поменьше болтать. Я тебя специально лягнула, чтобы привлечь твое внимание. Я ведь просила тебя помалкивать про то, что мы жили в детстве в Китае, а ты первому встречному готов выложить про себя всю подноготную. Какой же ты психолог? Он тебя выспрашивает, а ты и рад стараться, рассказываешь, все как на духу. А он выслушал и подал знак, а сообщник на сцене уже тут как тут. Только того и ждал.

— Но…

— Что «но»?! Почему копье полетело в тебя сразу после того, как ты рассказал этому китайцу про Шанхай. Не знаешь? А я знаю. Он специально выуживал у тебя эту информацию! Скажешь, нет? Скажешь, он у тебя ничего не выспрашивал?

— Ну…

— Нет, это невозможно. Что «ну»?! Сережа, я тебя умоляю, я ведь все слышала. Он спросил: «Шанхай?», ты ему: «Да, Шанхай», а он: «Ах, Шанхай!». О чем можно говорить про Шанхай с первым встречным? — Я сверлила Алсуфьева взглядом, я требовала ответа на свой отнюдь не риторический вопрос. — Скажешь, что все это мне послышалось? Ты не сказал ему, что жил в Шанхае?

— Да, нет, не послышалась. Сказал. Но он у меня ничего про Шанхай не выспрашивал. Я сам сказал. Этот мужчина, он инженер из провинции Шаньси, и в Пекин приехал первый раз. По делам приехал. В командировку. И в театр попал первый раз в жизни. Представляешь, пожилой человек, а в театре никогда не был.

— Ну и что? К тебе то он зачем полез с разговорами, этот подозрительный командированный из провинции? Ты-то здесь причем?

— Не при чем, — легко согласился Сережа. — Мы просто перекинулись с ним парой слов, вот и все. Он спросил, нравится ли мне пекинская опера и бывал ли я раньше в Китае. Я ответил, что да, дескать, и опера нравится, и в Китае бывал, ребенком два года прожил в Шанхае.

— Вот видишь! — я захлебнулась от негодования. — А ты говоришь, случайность. Какая же это случайность? Я ведь просила тебя, предупреждала.

— Но, Наташечка, — беспомощно сверкнув очками, развел руками Алсуфьев. — Я не сказал ничего лишнего. Напрасно ты так все драматизируешь.

— Я драматизирую?!! Ну, знаешь ли…

Я деланно захлюпала носом и отвернулась к окну, дескать, расстроилась — сил нет никаких, но не хочу, чтобы Алсуфьев видел мои слезы.

На самом деле ни слез, ни аргументов у меня не осталось. В глубине души я прекрасно понимала и недоумение, и упрямство Сергея.

У меня была точно такая же реакция, когда Верочка впервые сказала мне о том, что она на моем месте в Китай не поехала бы ни за что на свете. Ни за какие миллионы!

— Почему? — искренне удивилась я, зная ее практичность.

— Потому! — театральным шепотом сказала она и нервно огляделась по сторонам, притом, что в офисе в этот ранний час никого, кроме нас с ней, не было.

— Вер, — тотчас занервничала и я от такого многообещающего начала, — я тебя умоляю.

Верочка удовлетворенно кивнула:

— Ты папу помнишь?

— Помню.

— Я не про отчима, я про твоего родного отца спрашиваю, про Николая Николаевича. Его ты помнишь?

— Помню, конечно. Плохо, правда, но помню. Я ведь маленькая была, когда он умер.

— Вот и я про то, что ты была маленькая. Ты рассказывала, он умер сразу, как только вы из Китая вернулись?

— Ну, не совсем сразу. Через два года. А что?

— Да, — мрачно сказала Веруня, — одноклассница была права.

— Какая одноклассница, Вера? — взвыла я. — Говори толком!