Наши люди в Шанхае

— Валина одноклассница, — ангельским голосочком пояснила эта любительница напускать тумана. — Я вчера после работы к сестре забежала за кассетами Илоны Давыдовой, а к ней Инка Мартынова в гости зашла. Они с ней в одном классе учились, пока Инка с родителями в Среднюю Азию не уехала. Отец у нее военный был, вот они и мотались по стране, по всему Советскому Союзу. Школу она уже в Хабаровске заканчивала и в институте там же училась, а потом замуж на пятом курсе вышла, да так там, в своем Хабаровске, и осталась. Но с Валей моей связь не теряла все эти годы, переписывалась, и когда в Питер к родителям приезжает, отец у нее, сама понимаешь, уже давно в отставку вышел, то обязательно с Валей моей встречается. Разговорились мы с ней, мол, чудесно выглядишь, туда, сюда, да как дела, да как дети, да есть ли внуки… Слово за слово, и дошла у нас очередь до китайцев. Ты знаешь, Наташа, она говорит, у них в Хабаровске просто засилье сейчас этих самых китайцев. Русские мужики, говорит, работать не хотят, а китайцы, говорит, мама дорогая! Китайцы теплиц понастроили и работают, работают, работают, словно, ненормальные. Овощи выращивают. А я говорю, ну и хорошо, говорю, чего такого-то, пусть работают, если им нравится. Вам же лучше. А она говорит, нет, говорит, моя дорогая, все, говорит, не так просто. И такого она мне тут понарассказывала, что жуть берет. Просто жуть.

Верочка пристально на меня посмотрела.

— Ладно, не буду тебе голову морочить и все ее россказни пересказывать, скажу сразу про самое главное. Только обещай мне, что никому ничего не скажешь.

— Ве-ера!

Верочка вскинула голову и еще раз изучающее оглядела меня, словно сомневалась, в состоянии ли я буду сохранить ту важную информацию, которой она так щедро готова была со мной поделиться.

Я приняла деланно безразличный вид:

— Не хочешь, не рассказывай!

— Для твоей же пользы предупреждаю, между прочим, — обиженно передернула плечами она. — Про такие дела лучше помалкивать по определению, всем будет спокойнее: и тебе, и мне, и болтливой Инке Мартыновой.

— А то ты меня не знаешь, — в свою очередь засобиралась разобидеться и я.

— Знаю, — согласилась она. — Потому и рассказываю. Только ты не подумай, пожалуйста, что я про тебя Инке рассказывала. Я ей ни словечка не сказала. Ее выслушала, а сама ни-ни. Могила!

— Верочка, я тебя умоляю. Рассказывай уже! Не тяни кота за хвост.

Она навалилась грудью на стол.

— Только учти, я ничего не выдумываю, я просто передаю тебе то, что сказала мне Инка.

Честно признаюсь, в тот момент я была близка к тому, чтобы встать и выйти вон. Выйти, не сказав ей ни слова.

Мне казалось, что Верочка просто испытывает мое терпение. Хотя это ни капельки на нее не похоже. Вера — человек разумный и доброжелательный, и, если хорошенько подумать, действительно предельно осторожный. Поэтому я просто молча кивнула.

Веруня с чувством глубокого удовлетворения покивала в ответ, осталась мною довольна.

— Так вот…, - торжественно начала она. — Даже не знаю… В общем, всех наших, кто в пятидесятые годы работал в Китае, всех устранили! — на одном дыхании выдала она малопонятную фразу и испуганно смолкла.

— В смысле?

— Это Инка сказала.

— Я поняла про Инку. Я не поняла, что именно она сказала. Что значит «устранили»?

— Физически устранили.

— Выслали, что ли? Так это всем известно. Когда у Хрущева отношения с Мао Цзэдуном вконец испортились (это когда в шестьдесят первом Сталина из мавзолея вынесли, чтобы у кремлевской стены похоронить), все советские специалисты из Китая уехали. Только вот я не уверена, что их выслали, по-моему, все-таки не выслали, а отозвали.

— Да, нет, не выслали и не отозвали. Инка говорит, они все умерли. Вернее, — слегка замялась она, — вернее, их всех убили!

— Господи, Вера!

— Вот тебе и Вера, — тяжело вздохнула она.

— Что за бред? Почему это всех убили?

— Потому!

— Почему, Ве-ера! С чего это твоя Инка так решила? С какого такого перепугу?

— Но ведь твой папа тоже умер.

— Умер. Но он сам умер. Сердечный приступ. Его никто не убивал.

— А лет ему было?

— Тридцать четыре года.

— Сердечный приступ с летальным исходом в тридцать четыре года… Он был сердечник?

— Нет. Сердце у него никогда не болело. Приступ случился внезапно, прямо на работе. Был поздний вечер, в лаборатории уже никого из сотрудников не было, ну и… Мама говорит, его нашли только утром, он лежал у окна. Очевидно, ему стало плохо, и он хотел открыть форточку.

— Вот видишь…

— Вер, но это было спустя два года после того, как мы вернулись из Китая!

— Именно что из Китая! Китай, моя дорогая, это такая загадочная страна. У них, знаешь, какие яды есть? Тебе и не снилось!

— Ты думаешь?

— Уверена! Одно слово — Восток!

— Не знаю. Не знаю, Верочка, что тебе и сказать. Ты меня просто огорошила. А как же Алексей Евгеньевич? Алексей Евгеньевич Алсуфьев? Сережин папа. Он ведь умер в конце восьмидесятых. Через тридцать лет после возвращения из Шанхая.

— Нет правил без исключений, — вздохнула она. — Может быть, ты знаешь еще кого-нибудь из сослуживцев твоего отца, из тех, с кем вы были в Китае?

Я задумалась.