Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"

— Исполнить волю моего монарха, прибавлял он, — есть долг для меня священнейший. Быть полезным братьям моим есть обязанность для сердца моего сладостная. Молю Бога, да подаст он мне во истину обрести того небесного вестника, который бы приносил от Сиона глаголы истины. Я уже счастливым себя почту, если и моя малая лепта в дар Богу и ближнему послужит для той цели, для которой я готов трудиться до изнурения сил и до истощения всей моей возможности. Итак дело сие по воле царя земного да совершится во славу Царя небесного.

Возобновленный журнал был встречен большим сочувствием всех классов общества и во главе подписавшихся стояли имена императора Александра, великого князя Константина Павловича, кн.A.Н.Голицына, графов Разумовских, графини Гурьевой, сенатора Хитрова и других [278]. Затем шел длинный список духовных лиц: архимандритов, ректоров семинарий, духовных академий, университетов, отделений библейских обществ и проч. Одна С.-Петербургская духовная академия с ее ректором Филаретом выписала 11 экземпляров.

Журнал нашел подписчиков по всей России и рассылался по всему пространству от Архангельска до Астрахани, Херсона и Одессы, от западных губерний до Екатеринбурга и отсюда до Иркутска, Нерчинска и Троицко-Савска [279]. Его читали с увлечением и светские и духовные. Духовенству нравилось направление журнала, его полемика против вольнодумства и возвышенное, увлекательное понимание христианства.

«Мы помним еще, пишет Цветков [280], несколько таких лиц из московского духовенства. Они были, надобно правду сказать, лучшими людьми между своими и пользовались общим уважением. A большинство — мы также и большинство помним — ничего не знало кроме семинарской латыни. Но для них «Сионский Вестник» был самым приятным материалом для чтения, по чистоте и нравственности идей и необыкновенной для того времени легкости слога. Старики до гроба вспоминали об этом журнале с восторгом».

У книгопродавца Глазунова сохранялись письма многих священников, которые нетерпеливо желали знать, скоро ли выйдет следующая книжка журнала [281].

«Сионский Вестник» стал предметом разговоров в гостинных, и в самое короткое время имя его издателя сделалось популярным. Лабзин принимал многочисленные похвалы с достоинством и как справедливую дань своим заслугам.

— О «Сионском Вестнике» я должен вам сказать правду, говорил он князю Голицыну — такого журнала ни на каком языке нет. Это хвастливость с моей стороны, скажут мне. Пусть так. Хвастливость ли, трусливость ли —все порок; но во внутренних моих чувствованиях я отвечаю только Богу, люди же должны меня судить по самому делу, так ли это, или нет.

Таким образом приписывая весь успех издания себе одному и слыша отовсюду похвалы, Лабзин, при громадном самолюбии, стал скоро, однако же, подозревать, что заслуги его на пользу общества не достаточно ценятся правительством. Поводом к такому подозрению послужило неудавшееся ходатайство о назначении его сенатором и производстве его в тайные советники.

При назначении A.Н.Оленина президентом Академии Художеств, государь поручил ему ознакомиться с причинами, приведшими в упадок Академию, изыскать средства к их устранению и, если представится нужным, составить проект нового устройства Академии. Пользуясь тем, что с кончиною Чекалевского место вице-президента оставалось незанятым, A.Н.Оленин считал более полезным заменить его должностью директора Академии, главным образом потому, что должность вице-президента при президенте делалась ничтожной.

Лабзин же считал, что, по праву преемства [282], он должен быть назначен вице-президентом и, в непредставлении его на эту должность, видел личное оскорбление и нерасположение к нему президента Академии. С своей стороны A.Н.Оленин, находя полезным упразднить звание вице-президента и не желая обижать Лабзина, просил кн. A.Н.Голицына исходатайствовать ему чин тайного советника и звание сенатора [283]. Император Александр не согласился ни на то, ни на другое и приказал назначить Лабзина вице-президентом Академии, «что и будет — прибавлял кн.Голицын — мною исполнено в Москве» [284].

Такое назначение теперь не удовлетворяло уже Лабзина, и он считал его не соответствующим по своим заслугам.

«Не знаю, писал он Василию Михайловичу Попову [285], можно ли почесть достаточным воздаянием за претерпенное данные мне знаки второй степени Владимира, когда я и Анну с бриллиантами и 3-го Владимира давно уже имел и когда те же знаки даны Уварову, который не только всем меня моложе, но не имел еще никакого ордена; когда Жуковскому в то же время за писательство дана пенсия в 4.000 руб., когда Карамзину даны чин, лента и 60.000 руб., несмотря, что он историю свою писал, получая за то жалованье, а я трудился на своих хлебах».