Наши расставания

Я бросился к ним. Как в страшном сне, ноги отказывались мне повиноваться, я не мог заставить их двигаться быстрее — силы покинули меня. Селина исчезла так же быстро, как появилась. Я смотрел на Алису и ее белизну — и та и другая замерли, словно неживые. Она повернула ко мне голову и прочитала панику в моих глазах; этот взгляд подтверждал, что все услышанное — правда; да, один только взгляд, и у нее не осталось никаких сомнений: человек, за которого она собралась выйти замуж, провел эту ночь с другой женщиной; всего несколько часов назад он лежал в ее объятиях и повторял «да, да!», как будто — подлец, подлец! — репетировал, как будет говорить свое «да» уже ей. В глазах Алисы я прочитал смерть. Потом она развернулась и побежала. Белизна умчалась прочь. Вокруг меня поднялся ропот, сменившийся тягостной тишиной. Никто ничего не понимал. Невеста удирает, жених пытается ее догнать. В голове у меня царила пустота. Я не думал о том, во что теперь превратится моя жизнь, я просто хотел догнать Алису, все ей объяснить и повернуть время вспять. Она бежала очень быстро, машины едва успевали затормозить перед ней — она вполне могла погибнуть под их колесами, что меня не удивило бы: как известно, беда не приходит одна. Я был уверен, что даже смерть не так ужасна, как то, что сейчас происходило. От бега я уже начал задыхаться. Сказывалась бессонная ночь. Мне было жарко, я обливался потом, а вдали все мелькал силуэт той, которая уже не станет моей женой, потому что теперь-то мне стало ясно, что между нами все кончено, что бегу я за тенью, за незнакомкой. Но я не сбавлял темпа, а Алиса летела вперед, срезала углы, сворачивала в узкие улочки, чтобы затеряться в их лабиринте, и прохожие провожали взглядами бегущую девушку в подвенечном платье. На меня, мокрого от пота и стыда, они тоже таращились — как на жалкого неудачника, каковым я и был. Горе замедляло мой бег, но и Алиса, я видел, постепенно сбивалась с ритма, так что у меня на миг мелькнула мысль: может, мы еще соединимся? Обнимем друг друга? Она надает мне пощечин, это ясно, но позволит оправдаться, и я объясню ей, что эта женщина — попросту ненормальная. Разве можно верить женщине, способной учудить подобное? Ни в коем случае нельзя! Во мне проснулась надежда, но белизна продолжала от меня удаляться. Мы оказались на маленькой улочке, я ее помню до сих пор, эту улочку, и, добежав до ее конца, я обнаружил, что не знаю, куда она с нее свернула — налево или направо. Я больше ничего не видел, только солнце, которое било мне в глаза, как будто собиралось еще долго поджаривать меня на медленном огне, и это было мне карой.

Часть третья

1

Как рассказать о том, что прошло время, что жизнь топтала меня на протяжении десяти лет? Не представляю, о чем говорить, с чего начать. Привыкший навешивать ярлыки на других, я физически не способен собрать в кучку собственные мысли и чувства. Очевидно одно: я здорово изменился. Меня стало трудно узнать, и не исключено, что именно к этому я и стремился в долгие месяцы своей глухой тоски. Больше всего мне хотелось, чтобы знакомые перестали смотреть на меня с брезгливым состраданием. Я превратился в парию: негодяй и злодей, я сполна заслужил свое изгнание в подземелье мира. Я остро страдал еще и от несправедливости, от диспропорции причин и следствий. Некоторые совершают преступления против человечества и спокойненько живут себе поживают в пампасах. Но я-то, я? Мне, всегда считавшему себя человеком глубоко порядочным и обремененным моралью, постоянно стремившемуся поступать по совести, выпало на долю такое, что другим и не снилось. Самое ужасное, что я причинил боль женщине, которую любил, такую непереносимую боль, что при мысли о ее муке моя собственная рана саднила еще больше. Скажу сразу: за эти десять лет я ни разу не слышал об Алисе. Звонить ей я не смел, раздавленный своим позором. Так, в молчании, и пролетели эти годы. В самом начале я еще колебался, хотя понимал, что нет на свете таких слов, которые способны исправить то, что я натворил. Никакое сочетание литер не могло отменить крах любви. В таком душевном состоянии я пребывал в первые дни, и, наверное, с них и следует начать повесть об этих десяти годах. Начать с начала. Рассказать о десяти годах, которые привели к тому, что сейчас я сижу там, где сижу, в просторном кабинете, и пытаюсь осмыслить свою жизнь. Прямо передо мной стоит телефонный аппарат. Я еще не знаю, что через несколько секунд он зазвонит. Не знаю, что услышу голос Алисы. Ровно через десять секунд она вновь возникнет из десятилетнего небытия.

2