Наши тени

— Не занималась бы эта малявка ерундой — мы бы, может, и не стояли бы тут, высматривая тех болванов. Даже Лион тебе сказал — не о том ты беспокоишься, Харли! — почти кричал Болди.

Лицо Харли изменилось. Словно молния, меня пробил насквозь её вмиг опечалившийся, раненый вид. Глаза потухли. На них заблестели слёзы, в которых отражался уличный фонарь, нависший над нами. Волосы словно потяжелели, опустились и больше не игрались с локонами, как пару минут назад. Губы искривились, побледнели, точно так же, как и кожа, изрисованная царапинами и ссадинами. Я сорвался, не выдержал.

— Болди, Ева, закройте, мать вашу, рты и успокойтесь!

Пара словно оцепенела, их пыл испарился.

Потекла первая слеза. Харли укутала себя руками и уронила взгляд на асфальт. А потом и вовсе повалилась на него, сев на колени. Она плачет. Девушка, которая даже ни разу не жаловалась на боль. Она плачет… я видел, когда плачут другие девушки, но никто из моих знакомых ни разу не пролил ни одной слёзы. Конкретно — Милли. Она даже не расстраивалась ни разу, в то время, когда я для неё казался слишком грустным. Потекла вторая слеза, я видел, как она, оторвавшись от лица, медленно летела в сторону земли и разбилась, будто хрупкий кристалл, оставив после себя тёмное пятно. Ситуация казалась безысходной.

Я решил поступить как друг. Подойдя к девушке, я присел на корточки и обнял её. Такая холодная… нет, дело даже не в кофте. Харли будто погасла, стала бледнее, слабее. Я крепко обнимал её, не знаю, что она думала, что чувствовала, но я определенно что-то чувствовал. И это гораздо больше, чем просто привязанность. Девушка не выдержала. Она бросилась мне в объятия, чуть не повалив меня на землю и громко зарыдала. Зарыдала. Нет, такое слово точно не подходит для описания её нынешнего состояния. Эти слёзы, горькие, горячие, падали одна за другой, разбиваясь об асфальт. И казалось, будто всё живое замерло от лицезрения такого состояния Харли.

— Ник, про… Прости меня…

За что простить? Я не понимал.

— Прости, что должен меня… Выслушивать… Сейчас… — она давилась словами, интонацией, слезами. — Я не могу… Не могу так больше…

— Т-щ-щ… — утешал её я, шипел, словно змея.

Пара обидчиков смотрела на меня так, словно просили о пощаде. Но я не собирался им ничего говорить. В конце концов — я сам виноват в том, что произошло.

Луна уже расцвела, она сияла ярким, жёлтым блеском и походила на дырявый, сплюснутый кусок сыра. И пока я смотрел на этот аппетитный круг — Харли успокоилась. Она по-ужьи извертелась и выскользнула из моих объятий. Затем заявила:

— Ненавижу вас.

Девушка утирала слёзы с глаз кистью рук, спрятанной в кофту. Веки её покраснели, осушились, но затем быстро намокли снова. Она продолжала беспощадно тереть свои глаза. Я взглядом показал Болди и Еве, что им следует извиниться.

— Харли, ты это… Прости нас, мы правда не хотели, — оправдывался парень.

— Ничего, — снисходительно ответила только что плакавшая девушка. — Со всеми бывает.

«Неужели они настолько демократично помирились? Прямо не верится», — подумал я.

Тишина. Она продлилась недолго.

— Осталась одна проблемка, — указала пальцем на забор Ева, — как будем действовать?

— Обходить смысла нет, — ответил я, — придётся вас подсадить.

— Серьёзно? А сможешь?

— Думаю, да. Ну, по одному.

Пара уступила Харли. В конечном счете, они провинились перед ней.

Мы все провинились перед этой хрупкой на первый взгляд девушкой. Она с разбега упёрлась своими тёмными кроссовками с весьма колючим протектором в мои ладони и перемахнула за границу. Затем это повторила Ева. Болди же повторил это только со второго раза, да и то с особым трудом. Его вес, как мне тогда показалось, перевалил за отметку в 80 килограммов. Я остался один. Между нами прочертили очень внушительную черту. Я не мог с такой ловкостью перелезть через забор. Тут даже уцепиться не за что!

— Ник, а ты как тогда? — с испугом спросила Ева.

— Попробую обойти. Болди, у тебя есть вторая копия карты?

— Есть, вроде, но там только часть.

— Сойдёт. Покажи, где мы, а дальше сам разберусь.

Он откопал в своём рюкзаке клочок жёлтой, измятой бумаги и сунул его сквозь сетку, свернув листок в неаккуратную трубочку. Я принял эту посылку и начал вглядываться в изображение. Неудивительно, но я не смог ничего разглядеть.

Фонарик. Не помню даже, когда я последний раз им пользовался. Откопав его во внешнем кармане рюкзака, я осветил чуть ли не всю улицу. Верне, мне так показалось, когда свет отразился от бумажного листа и попал мне прямо в глаза. Тьма незаметно легла на город, закрыв его от солнца своей длинной, мохнатой шерстью. На карте, вернее, на клочке карты, чертёж был очень жирным, неаккуратным. От этого я долго не мог вникнуть в построение чертежа. Улицы были кривыми, дома вообще чуть ли не круглыми. М-да, ручная работа — явно не его конёк. Болди просунул палец сквозь сетку и ткнул куда-то перед автосалоном, который был выделен красным цветом.