Наши трёхъязычные дети

Здесь не миновать одной старой темы русских педагогов. Речь об элементе «жестокости» в «западной» эстетике. В центре старого спора – вопрос: формирует ли «насилие на экране» агрессивные импульсы в психике или, наоборот, это они питают интерес к «жестоким» фильмам? и если верно первое, то в какой мере зрительный ряд влияет на психику и поведение детей? Задающие эти вопросы почти всегда имеют в виду «западную» кинопродукцию.

Кажется, наша семья может внести свою лепту в обсуждение, предложив взгляд на «проблему» с новой стороны. Мы давно заметили странное: мультфильмы с «членовредительством» (настоящие ужастики!) малыши воспринимают с удовольствием и хохоча, а фильмы с драматическим сюжетом (вроде «Моби Дика») смотреть наотрез отказываются. Отталкивает также и «мистика» мрачных тонов (как в мастерском образце жанра «Nightmare before Christmas»), и построенная на гротеске сатира (как в «Charlie and Chocolate Factory» того же Тима Бёртона – Tim Burton). Наконец, есть фильмы, которые дети смотрят, но за папиной спиной (под диваном и т. д.), вроде «Монстров».

Речь не об определённом возрасте (2–3), когда дети вообще не в состоянии выносить страшное, и не об актёрском разыгрывании страха, чем отличаются прежде всего девочки (Анин страх перед мюзиклом «Волшебник страны Оз», «The Wizard of Oz», – явно наигранный). Речь о некоем различении, к которому оказываются способны уже дети среднего и старшего дошкольного возраста. Всё дело, видимо, в сопровождающих «визуальный ряд» чувствах.

Похоже, на детей действует не картинка, а связанные с ней эмоции. В диснеевских мультфильмах головы плющатся, дробятся лапы и вытягиваются тела, однако нормальный вид с такой же лёгкостью и восстанавливается. Серии телесных катастроф цикличны, действие неизменно возвращается «на круги своя». Потому и остаётся впечатление, что страшное происходит не всерьёз – игра!

Другое дело – реалистические трагедии, точнее, драматические ощущения, реально присутствующие в фильмах (а не просто наигранные). Печаль, страх, гнев, отвращение и т. д. малыши не то что не в состоянии вынести – их способность переживать всё это, видимо, имеет свои границы. Если фильм слишком глубоко задевает эмоциональную сферу, маленькие зрители предпочитают избежать встряски, «психической атаки», какой бы гениальный фильм ни был. Чем более сильное эмоциональное потрясение ожидается, тем сильнее сопротивление…

И, конечно, важно, какие эмоции преобладают, какой именно тон побеждает. Наши полюбили «Borrowers», хоть фильм и не без «страшных» сцен, а вот более тонкие «Mouse Hunt» или, например, «Harry Potter and the Philosopher’s Stone» смотрели не без опаски и повторить не просили. Триллер триллеру рознь. В первом из выше упомянутых нота доброй сказки сильнее (а можно и так сказать: действия злодеев – всего лишь условность, ингредиент жанрового «рецепта»). В двух других – «зло» принимается во внимание всерьёз, оно весомо и действительно может победить (фильмы о Гарри Поттере на этом и построены).

Педагоги могут не беспокоиться: восприятие детей оказывается более здоровым, чем можно предполагать; во всяком случае, в дошкольном возрасте. (А позднее? скорее всего, опять-таки здоровье – отправная точка и пункт назначения «жестоких» жанров и форм: они – старый аргумент западных эстетиков – служат канализации «дурных» эмоций, очищения от них психики…).

Вопрос о цензуре отпадает, за явной избыточностью…

Замечание вдогонку, о «балансе культур». Вообще-то, хочется не столько «своё» утвердить, а равновесия добиться. Чтобы дети, упрощённо говоря, были открыты и «западной» событийности (тонус, динамичность, готовность к перипетиям-переделкам, изобретательность в реакциях), и «русской» «психологии» (чуткость к состояниям-настроениям, понимание характеров). Чтобы воспринимали и уважали игру – и серьёзность, манипуляции с найденным, «тривиальным», – и «аутентичность» со «смыслоискательством». Мы, взрослые, оба заинтересованы в расширении культурного кругозора (чтобы дети знали побольше стилей «хороших и разных»), настолько же, насколько и в развитости вкуса детей; потому в принципе готовы пропагандировать не только «свою» культуру.

Однако возможности наши влиять на выбор детей – небезграничны. Можно, конечно, спрятать подальше один фильм и поставить на видное место другой. Можно регулировать количество и качество просматриваемого и прочитываемого на русском и на английском. Но вот само восприятие и отклик запрограммировать нельзя и созвучие потребностям детей гарантировать невозможно…

Когда я, наконец, решилась посмотреть «The Jungle Book», была удивлена: парадоксальный, глубокий, мастерский мультфильм оказался на голову выше любимого русского «Маугли»; но вот дети долго не обнаруживали желания досмотреть фильм до конца! Русская версия заполнила некую нишу?

Пока с малышами ещё трудно обсуждать особенности их восприятия. Но уже очевидно, что оно самостоятельно и своеобразно. Наши дети не всеядны, не просто потребляют то, чем их снабжают родители, – они сами решают, что в какой культуре любить.