Наши трёхъязычные дети

Алек даже в возрасте 2,5 лет словом «мама» обозначал и папу тоже. (Случалось и наоборот: называл папу мамой; мы для него были как бы единым существом, для которого подходили оба слова…)

Да и у Ани уже в 3+1 встречалось такое:

Усвоила, что она девочка, а Алек мальчик, говорит об этом убеждённо (на вопрос, кто мама и папа, получила ответ, упрощённый, что девочка и мальчик). Но когда я спросила, кто Феликс, Амели, Леннарт, ответила без исключений неверно! По-немецки правильно сказала только в одном случае. М. говорит, по картинке называет пол правильно.

Ничего исключительного, как я позднее выяснила, в самом факте путаницы не было. С. Н. Цейтлин в книге «Язык и ребёнок» пишет: «Известно, что дети до двух – двух с половиной лет не могут ещё постичь различий между естественными полами. Так, Женя Гвоздев до двух с половиной лет говорил об отце в женском роде, а о себе – даже до 3 лет»[6]. (Правда, далее в книге отмечается, что с девочками подобного почти не случается. То есть они реже ошибаются, «определяя» половую принадлежность.)

Необычны в нашем случае разве что два момента.

Во-первых, связанные с категорией рода грамматические ошибки, как уже говорилось выше, задержались у наших детей дольше, чем это обычно бывает. У сына – даже дольше, чем в речи многоязычных малышей!

В 2005 году на конференции «Детское двуязычие» в Санкт-Петербурге Елена Дизер прочитала интересный доклад. Прослеживалось развитие речи трёхъязычной девочки (с русским, немецким и английским языками) и двуязычного мальчика (немецко-русское двуязычие). У девочки, как сообщила автор доклада, с 5 лет 9 месяцев нет ошибок в родовом согласовании в русском и английском, в немецком – редкие ошибки (в формах среднего рода). У мальчика ошибок почти нет с 4 лет (те, что встречаются, связаны, главным образом, опять-таки с усвоением среднего рода)[7].

Я почти не отмечала ошибок в роде в речи Ани начиная с возраста 4+9 (в формах мужского и женского рода, во всяком случае). (Точное время освоения родовых форм во всех языках теперь уже, к сожалению, не восстановить: причина в том, что Анина речь особого беспокойства не вызывала, редкие ошибки в роде не фиксировались – теперь трудно сказать, когда они сошли на нет…) У Алека же связанные с категорией рода ошибочные формы уходили… и возвращались. Даже в 6 лет мы отмечаем их в речи сына во всех языках – и не только в среднем роде! Алек может сказать о себе «могла», рассказывая о сестре, сообщить: «Аня уронил», – или назвать сестру «he»…

Второй специфический для нашей семьи момент заключается в том, что обычные истолкования путаницы в полах и родах – не подходят.

Вот объяснение, которое первым приходит в голову: мама больше времени проводит с сыном, в итоге он перенимает особенности её речи. Однако в нашем случае дело не просто в том, что Алек усвоил «женский» речевой образец из маминой речи (ещё и удвоенный «женской» же речью сестры). Аня ведь довольно долго говорила о себе… в мужском роде!

Если я усиленно поправляла Алека и казалось, что он выучил мужской вариант, Аня сразу же начинала тоже использовать мужской…

Как-то очень своеобразно «гендерная» принадлежность наших малышей переплелась с их «близнецовством».

Кажется, корни Алековых затянувшихся проблем с родом в том, что рядом с Алеком растёт сестра-близнец, и «женские» грамматические формы из её речи переходят в речь брата.

К этому добавляется тот факт, что Алек – мальчик. Могут возразить: описанный в статье Е. Дизер Алекс К. (её сын) избавился от ошибок раньше! Однако сравнивать языковую ситуацию в семье Дизер и нашей нужно очень осторожно. Ведь Алекс К. не трёхъязычен, а двуязычен, к тому же растёт в одноязычной семье (родители, с родным языком русским, общаются с сыном преимущественно по-русски же)…

Я не считаю, что нашла окончательный ответ на вопрос о сути наших (особенно Алековых) трудностей с категорией рода. Может быть, поэтому «решения» оказались недостаточно эффективными?..

Я начала придумывать специальные игры, чтобы установились правильные родовые формы. Повторю, когда Алек сосредоточивался на задаче использовать подходящие формы, он… говорил правильно! Но в повседневной речи ошибки упрямо возвращались…

Ошибочные родовые обозначения держались прочно, казались неисправимыми, и я испытала огромное облегчение, когда Аня, наконец, начала использовать правильные формы. И поправлять Алека! (После 5 лет он эти поправки из уст сестры воспринимает большей частью спокойно – хоть Аня порой и бывает нетерпелива, – прислушивается к ним, пытается исправиться…) Аня, как всегда, – источник оптимизма для мамы с папой. Если один близнец сделал-таки решающий шаг в языке, сделает и другой. Хочется верить…