Наши уже не придут 2

Феликс Эдмундович удивился, но быстро взял себя в руки.

— Начинайте! — скомандовал Аркадий.

Оркестр заиграл музыку — симфоническую версию «Первый день осени». Песня эта уже стала неофициальным гимном Революции, причём каждый исполнитель знает, что написал её некий Сергей Бобунец, но кто он и откуда — неизвестно.

Есть множество теорий, начиная от матроса с Авроры, трагически погибшего в ходе сражений после взятия Зимнего, заканчивая Есениным, который не отрицает, но и не подтверждает. Самое главное — ничто не ведёт к Аркадию, который не хотел бы себе такой славы.

«Бобунца тут нет, поэтому пусть будет народной», — подумал он.

Улыбающийся Дзержинский подошёл к нему и крепко пожал руку, после чего с удовольствием слушал недурное исполнение всем известной музыки.

— Трогательно, — произнёс он, когда оркестр закончил играть. — Признателен.

— А как ещё мне встречать избавителя? — обрадованно спросил Аркадий. — Голоден?

— Я в вагоне… — заговорил Феликс Эдмундович.

— Идём, экипаж ждёт, — позвал его Немиров.

Они доехали до здания Совета, но пошли не в зал заседаний, а в столовую, что стояла через дорогу, на углу Пирожковского проспекта.

— Как доехал? — спросил Аркадий, когда они заказали по борщу, по котлете с макаронами.

— Рутинно, — пожал плечами Дзержинский. — Мне опять за тобой доделывать?

— Чего это сразу доделывать? — удивился Аркадий. — У меня всё по регламенту — строили коммунизм всей губернией. Основу заложили, а тебе самую малость оставили — просто достроить…

— Я заметил, что когда ты очень доволен, то превращаешься в весёлого и жизнерадостного человека, — улыбнулся Феликс Эдмундович.

— А кто нет? — вопросил Аркадий.

— Свердлов, например, — ответил Дзержинский.

— Туше, — вздохнул Немиров.

— С контрой разобрался? — уточнил Феликс.

— Обижаешь, — произнёс Аркадий, изобразив обиду. — Они у меня вот здесь все были!

Он сжал кулак и потряс им.

— Верю, — кивнул Дзержинский. — А милиция?

— Образцового порядка, — заверил его Немиров. — Следственный отдел самостоятельно выявил боевую группу эсеров, взявшихся за старое…

Эсеры очень расстроились от того, что их не пустили к кормилу власти, поэтому заняли позицию «против всех». Большевиков многие из них просто ненавидят. Поэтому совершенно неудивительно, что боевая группа, засевшая в доме у Иерусалимского кладбища, задумала убрать военного коменданта и весь его аппарат. Они начиняли бомбы взрывчаткой, причём делали это в самый неудачный момент — в момент милицейской облавы.

Подвал жилого дома взорвался и был погребён первым этажом, в результате чего погибла большая часть боевиков и девятнадцать мирных жителей, живших на этаж выше.

Это был печальный инцидент, но если у них было так много взрывчатки…

— Уже доложили, — кивнул Дзержинский. — Вы уже установили, откуда взрывчатка?

— Установили, — вздохнул Аркадий. — Они упёрли не менее семидесяти артиллерийских снарядов со складов корниловцев или с артиллерийских позиций. Ножами вырезали тротил, после чего снаряжали им свои самоделки. Не знали, дурачки, что гораздо быстрее выплавлять тротил на водяной бане — я бы так делал.

— Опасный ты человек, Аркадий Петрович, — улыбнулся Феликс Эдмундович.

— Работа у меня такая, — пожал тот плечами. — На все случаи жизни нужно быть готовым. И на все случаи смерти тоже…

— Ты особо не распространяйся об этом способе, — попросил Дзержинский. — Я вот не знал, эсеры не знали.

— За кого ты меня принимаешь? — нахмурился Аркадий. — Это я тебе только сказал, по секрету.

— Ага-ага, по секрету… — усмехнулся Дзержинский, после чего посмотрел на него, прищурившись. — Эх, всё-таки, слишком ты довольный. Огорчить тебя хочется!

— Валяй, — махнул рукой Немиров.

— Дошёл до меня слух, будто после войны правительство ждут большие реформы, — сообщил ему Феликс. — И будто бы товарищ Ленин видит тебя где-то в оборонной промышленности…

Аркадий посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.

— Откуда сведения? — спросил он.

— Слухи, — развёл руками Дзержинский. — Может оказаться, что это всё лжа и тебя оставят в покое. Как ты там говорил? В зоне комфорта?

— Да, в зоне комфорта, — вздохнул Аркадий. — А насчёт тебя, что говорят в слухах?

— Слухи загадочно молчат о моей персоне, — ответил на это Феликс. — В основном о тебе болтают всякое. То ты Пермь взял, то ты японцев разбил, то ты неженатый ходишь уже слишком долго, а все барышни вздыхают. Больше, кстати говоря, болтают о последнем. Жениться тебе надо.

— Занимаюсь вопросом, — кивнул Аркадий. — А ты, как всегда, пашешь, как проклятьем заклеймённый?

— Уж кто бы говорил, — улыбнулся Дзержинский.

— Как дела со здоровьем? — спросил Немиров.

— Я в полном порядке, — ответил тот.

— Меня-то не обманывай, — попросил его Аркадий. — Ты нужен нам. Ну, то есть, конкретно мне — если тебя не будет, то Ленин захоронит меня в военной комендатуре, потому что на замену послать будет просто некого.

— Возможно, это просто твоё призвание и Старик это видит? — усмехнулся Дзержинский.

— Все знают, что я лучше всего смотрюсь на должности комкора, — ответил на это Аркадий.