Японцы, оставили город пять суток назад — по политическим причинам. После сокрушительного поражения под Иркутском и отчаянного отступления, они были очень осмотрительны.
Офицер, которого держали под прицелом, приблизился к броневикам.
— Кто ваш старший? — спросил он.
— Гвардии подполковник Удальский, — представился вышедший к нему Бронислав. — С кем разговариваю?
— Капитан Воробьёв, — ответил офицер. — Мы не будем препятствовать вашему дальнейшему продвижению — в соответствии с договорённостями.
— Вы взяли город полностью? — уточнил Удальский.
— Да, — ответил Воробьёв. — Командующий состав арестован — мы передадим их вам очень скоро.
— Было сопротивление, как я понимаю? — поинтересовался Бронислав.
— Было, — подтвердил капитан. — Но сражаться были готовы немногие.
— Любопытно, — потёр Удальский подбородок, ещё раз глянув на трупы, сложенные в неровные ряды.
— Наши договорённости ведь в силе? — спросил обеспокоенный Воробьёв.
— Генерал Немиров своё слово держит — можете уходить, — разрешил Удальский. — И лучше вам сделать это до того, как мы займём Хабаровск…
— Строиться! — скомандовал капитан Воробьёв.
Дальше красноармейцы начали ставить оборону моста, а сапёры пошли проверять сам мост на предмет заложенной взрывчатки.
Окопы были вырыты и обложены мешками с песком, а проверка моста показала, что заряды когда-то были, но их уже сняли.
Мост можно считать в безопасности, о чём Удальский сообщил в оперативный штаб. После этого на восточный берег зашли остальные роты бронеавтомобильного батальона Бронислава, а затем, после того, как Удальский повёл свой батальон к Хабаровску, и батальон Воронова.
Неизвестно, с кем генерал Немиров заключил соглашение о сдаче города, но этот неизвестно кто держал своё слово.
Когда броневики заехали в Хабаровск, улицы его были пусты.
Укрепления, вдоволь понастроенные практически на каждой улице, никто не занимал, а гражданские сидели в своих домах и опасливо поглядывали на заходящие в город войска из-за занавесок.
Броневики триумфально заехали на военный плац, размещённый рядом с кадетским корпусом, который закрыли бог весть когда, а там их встретила целая делегация.
— Что вы тут устроили?! — выглянул Бронислав из бронемашины.
Усатый мужчина, одетый в недешёвый костюм, растерялся.
— Мы посчитали своим долгом приветствовать… — заговорил он, когда отошёл от смятенья.
— Отложите это для генералов! — приказал ему Удальский. — Скройтесь!
— Командование мятежников находится в тюрьме! — заспешил главный приветственный делегат. — Слава Советской России! Да здравствует Революция!
— Уходите! — вновь приказал ему Удальский. — Гвардии старший лейтенант Каримов, взять городскую тюрьму под охрану!
Они проехали весь город на первой скорости, в сопровождении ударников, идущих пешим порядком.
Договорённости договорённостями, но существует установленный порядок…
Через полтора часа гвардии подполковник Удальский, действующий совместно с гвардии подполковником Вороновым, окончательно удостоверились, что вражеских сил в городе нет и можно загонять в него бронепоезд со штабом корпуса.
*1 декабря 1919 года*
Скоро Новый год, а Аркадий до сих пор возится с Приморьем. В принципе, дело осталось за малым, но работа ещё не сделана.
Сегодня, чуть более полутора суток спустя, у него, наконец-то, появилась возможность побеседовать с Корниловым.
Бедолагу взяли прямо ночью, в его квартире, расположенной в сотне метров от здания штаба 8-й армии.
Аркадий знал, что Корнилов уже давно должен был умереть. Если Немирову не изменяла память, а делала она это крайне редко, это должно было случиться на Кубани, под Екатеринодаром, вследствие роковой случайности.
Но Немиров уже так сильно «наследил», что абсолютное большинство случившихся в его истории случайностей не имеют никакой возможности случиться.
Корнилов вообще не должен был так быстро уходить за Казань — он не должен был почувствовать сильной угрозы от большевиков.
Но стараниями Немирова Корнилов не рискнул уходить за Дон, чтобы не соблазнить генерала Алексеева перекрыть его с севера и зажать на Кавказе. Поэтому Корнилов сразу же ушёл подальше, чтобы занять наиболее выгодные позиции и выиграть побольше времена на подготовку. Это не помогло, но он старался.
И вот, генерала от инфантерии Корнилова, вероломно преданного соратниками, подговорёнными Столыпиным, сидит перед Немировым. Сидит он на табуретке, а Немиров задумчиво смотрит в окно.
— Измываться вызвал? — спросил Лавр Георгиевич.
— Нет, — ответил Аркадий, не поворачиваясь к нему. — Просто поговорить.
— Какой в этом смысл? — искренне недоумевая, спросил Корнилов.
— Мы воевали друг против друга с конца 1917 года, — сказал ему Аркадий. — Ты начал мятеж и ровно в тот день началось наше противостояния. А я не разговаривал с тобой никогда — я считаю, что это неправильно.
— О чём мы нам говорить, предатель? — спросил Корнилов.
— Меня интересуют некоторые непонятные моменты, — ответил на это Аркадий.
— Если ты об армейской казне и прочем — это всё утащил иуда Столыпин, — процедил Корнилов с ненавистью.