Наши уже не придут

Наконец, подготовительные мероприятия прошли и они, под светом рассветного солнца, пошли к следующему опорнику.

Путь неблизкий — полтора километра, поэтому, когда они будут на месте, уже основательно рассветёт.

— Миномётные расчёты — готовьте дым, — приказал Удальский.

С третьим на сегодня опорным пунктом будет сложнее всего…

Когда заработали вражеские пулемёты, миномётчики поставили густую завесу, под прикрытием которой солдаты начали наступление.

Противник расстреливал дым, рассчитывая зацепить хоть кого-то, но такой огонь был малоэффективным.

Миномётчики отрабатывали по тактике — сближались с уже наведённой завесой и стреляли на максимальную дистанцию. А когда они начали доставать до опорника, то быстро заволокли его дымом. И вот в такой обстановке уже можно было работать…

В условиях почти полного отсутствия видимости сражаться сложно, но можно. Учения в условиях высокой задымлённости они уже проводили, поэтому каждое подразделение знало свою задачу и действовало быстро.

Немцы отчаянно сопротивлялись, но они были заведомо обречены. Рота капитана Филиппова атаковала с запада, а рота капитана Удальского с востока — такой штурм, при отсутствии численного превосходства, не удержать никак.

— Потеряли сорок семь солдат, товарищ капитан, — сообщил фельдфебель Петров.

Бронислав лишь кивнул.

«Три опорника за раз», — подумал он, снимая противогаз. — «И я выжил».

В нос ударил запашок состава У. С. Х., которым начинены химические гранаты РГ-17. 550 грамм состава — столько содержится в каждой гранате.

Потери среди личного состава — сто четырнадцать человек. Рота утратила боеспособность и больше в боевых действиях участия принимать не может. Поэтому ни у кого не вызывает вопросов особое положение ударников в армии. Цена за это — штурмы на грани самоубийства.

Но поставленную задачу они выполнили и даже не пришлось задействовать ударные роты из резерва. Несомненно, на других участках их задействовали и не раз, но не у Удальского.

Не то, чтобы Бронислав хотел получать награды и внеочередные звания любой ценой, но то, что командование его ценит и щедро награждает, было очень приятно.

«Теперь дождаться охранения и можно обустраиваться…» — подумал он.

Телефонисты протянули провод, и связь со штабом была установлена.

Штаб сообщил, что противник отступает, так как держаться ему тут больше не за что.

Мимо опорника проехали кавалеристы, для которых всё только-только начинается…

Удальскому вытащили кровать из офицерского блиндажа и он развалился прямо у бревенчатого ДОТа. Уснул он сразу.

*9 июля 1917 года*

«Вот и получил…» — подумал Аркадий, рассматривая свой орден Святого Георгия IV-й степени.

Инициативу подали младшие офицеры, а солдаты проголосовали. Было решено, что генерал от инфантерии Алексеев заслужил Георгия II-й степени, а подполковник Немиров — IV-ю степень.

Вручал награду отчего-то изрядно потухший князь Львов. Видимо, очередной правительственный кризис никак не желал разрешаться.

Северный фронт, продвинувшийся аж на двенадцать километров и ставший почти впритык к городу Вильно, решающего влияния не оказал.

Немцы оперативно спохватились и быстро возвели оборону, которая погасила натиск кавалерии, поэтому ни о каком развитии наступления речи больше не идёт. Повезло, что удалось отнять хотя бы восемь километров…

На Западном и Юго-западном фронтах же дела идут очень плохо. Потери — около полумиллиона людей, а также тысячи пулемётов и сотни артиллерийских орудий.

«Наверное, у немцев сейчас когнитивный диссонанс», — подумал Аркадий. — «Как легко они опрокинули нас на юге, и как больно мы их побили на севере…»

Петроград митингует, как митингуют и другие крупные города — требуют отставки правительства.

Князь Львов уже объявлен крайним, что привело Аркадия к пониманию, как именно в его истории Керенский стал министром-председателем.

Ещё Немиров вспомнил, уже постфактум, об июньском наступлении, провал которого и создал очередной политический кризис.

Июньское наступление закончилось сокрушительным провалом, лишь чуть смягчённым успехом на Северном фронте, поэтому скоро Львова снимут, а поставят вместо него Керенского.

И общественность каким-то образом будет считать, что Керенский в провале наступления совершенно ни при чём, поэтому будет отличным планом назначить его министром-председателем. Немирову было очень интересно, как именно они всё это провернут.

У Керенского, несомненно, есть харизма, в народе его любят, но Аркадий отчётливо видел его политиканскую натуру. Под давлением ситуации, он будет вертеться, как уж на сковороде, показывая истинно многовекторную политику.

В самом начале своей политической карьеры он был с либералами и интеллигенцией, затем примкнул к эсерам, показывая, что он с крестьянами, потом, когда оказалось надо, он начал заигрывать с рабочими, а в итоге — полез к солдатам, чтобы завоевать очки и среди них.

«Нельзя одновременно нравиться всем», — подумал Аркадий. — «Если ты не золотой империал, конечно же…»