Наши в космосе

— Помолчи, сеструха. Это мелко, — отпарировал Сашка, но с интонацией на удивление ласковой. — Дослужился-то я всего лишь до майора, потом после путча выборы были… Однако долго рассказывать. Короче: сегодня моя должность — первый вице-премьер российского космоса.

— А почему без охраны? — опешил Никодим.

— Демократический стиль работы. Но если честно, охрана там, в шлюзовой, просто вы же люди свои…

Последнее утверждение вызвало на лицах работников торгового флота легкое сомнение, а более других искушенный в бюрократии Моськин поинтересовался:

— И сколько же вас там, первых вице-премьеров?

— Первых много, — понимающе кивнул Французов. — Но я самый первый, вы уж поверьте.

— А такой молодой! — еще раз усомнился Никодим Казанов.

— У нас сегодня все в правительстве молодые. «Коммунизм — это молодость мира…». То есть тьфу, это я какой-то не тот лозунг вспомнил… В общем, неважно, реформы — дело молодое, во!

— И Сосёнцин ваш — тоже молодой? — по-родственному подколола Люба.

— Сосёнцин старый, — грустно покивал Сашка. — То есть он уже новый, но все равно старый, а мы хоть и старые, в смысле не новые, но молодые, потому что…

Тут он окончательно зарапортовался, и Эдик, на правах старшего в чрезвычайных ситуациях решил вице-премьеру помочь.

— А дело-то у тебя, какое, брат? До нас-то на фига явился?

И откуда только повылезли эти простецкие обороты? Но Французов воспринял нормально.

— Дело простое. Я от имени партии рулевых, то есть тех, кто последовательно проводит в России демократические реформы, хочу вас предупредить. Вы — уникальный экипаж, единственный, улетевший с Земли еще при Грешневе. И в предвыборную компанию, а она начнется вот-вот, за вас будут драться все силы и движения. Но наиболее рьяно, конечно, коммуняки.

— Как же это — коммуняки?! — Моськин чуть не упал.

— Да их же вне закона объявили, — выдохнула Вера.

— Ох, милая, — повернулся в ее сторону Сашка, — вспомнила! Когда это было? С тех пор коммуняки, окрепли, перекрасились, и в этом году они победят на выборах. Будут управлять всем российским космосом. Но мы — рулевые — останемся в качестве мощной оппозиции, и сегодня просим вашей поддержки.

Да, они теперь все шестеро, включая комитетчика, Ярославского, готовы были против коммунистов выступать с кем угодно — последний вольный год не шел ни в какое сравнение со всей предыдущей жизнью. Но обсуждать детали предвыборной борьбы после такого странного заявления вице-премьера, было просто немыслимо. То есть как это — коммуняки победят? Ведь это же катастрофа. Конец света. О какой оппозиции может идти речь? Съедят они любую оппозицию! К чему же тогда было это все: путчи, войны, кризисы. Дефолты, прости Господи!..

Примерно такие вопросы и были обрушены на златокудрую голову Сашки Французова.

— Несмышленыши вы мои, — ласково проговорил юный всезнайка. — Да это же политика. Между словами и делами дистанция огромного размерами! Какая разница, кто себя как называет? Есть у нас один в Державной Мысли, либералом себя зовет, демократом, Худощинский его фамилия, а как-то сидим обедаем, он мне — шасть! — тарелку борща в морду. Ну, я не растерялся и тут же всю кастрюльку ему на башку и надел!..

И Французов радостно заржал, хотя никто из экипажа торгового судна так и не понял, к чему это он рассказывал.

Никодим в простоте своей так и спросил:

— Ты о чем говоришь-то?

— А вы о чем?

— А мы, если честно, — выступила вдруг Надя, — говорим и думаем прежде всего о себе. О великой России как-то уже надоело, тем более, что мы тут послушали радио «Татарская волна», и нам рассказали, что Россия давно уже не великая.

— Но, но! Это вы мне бросьте! — погрозил пальцем Французов. — Россия всегда великая.

— Ну и хрен с ней, — вяло согласилась Надюха. — Ты вот лучше объясни, с нами-то что будет при этих ваших коммуняках?

— Ничего не будет. То есть все будет хорошо. Можете спокойно возвращаться на Землю.

— Да пошел ты! Там же у вас импичмент сплошной, а теперь еще и коммуняки у власти.

— Вот вы и не поняли ничего! Коммуняки-то теперь совсем не те.

— Неужели и торговать при них можно будет нормально? — капитан почему-то начал с этого.

— А что, — улыбнулся Сашка, — при советской власти вы плохо торговали?

— Да в общем-то хорошо, — согласился Никодим, — но тогда все хорошее незаконно было.

— Ну, значит, вам не привыкать. Теперь — то совсем никаких законов не стало. Каждый живет как умеет.

— И при коммуняках?

— Ну, конечно.

— Не понимаю, — вмешался Эдик, — а как же Комитет?

— Да забудь ты про тот комитет, парниша! У сегодняшней конторы свои дела — шпионов ловить, с террористами разбираться, а идеология теперь никого не волнует.

«Ой ли!» — подумал про себя Эдик. А сказал другое:

— Ну, хорошо. А как же будет с сексом при новой власти. Мы не хотим чтобы опять всё запретили: бордели, порнуху, ночные клубы со стриптизом…

— А никто и не запретит. Я же говорю, это новые коммуняки. Они же теперь все православные.

— Погоди, как ты сказал?! — Надя начала дико хохотать.

И за нее договорила Вера.

— Я тоже не поняла. Православие как-то связано с порнухой и борделями?

— Ну, конечно, связано, ё-моё!