Наши за границей

– Oh, non, madame. Paris est encore loin. A Paris nous serons le matin, – послышался учтивый ответ.

– Что он говорит? – осведомился Николай Иванович.

– Нет, нет, не Париж. В Париж мы приедем еще утром.

– Однако ты все понимаешь.

– Еще бы! По‑французски я сколько угодно. У нас в пансионе француженка была настоящая, – похвасталась Глафира Семеновна. – Вот написано – пур ля дам, вон – пур ле месье… Вон – бювет. Тут можно выпить желающим.

– Так я, Глаша, с удовольствием бы выпил. Спроси, сколько минут стоим.

– Нет, нет. А на кого ты меня оставишь? Я боюсь. А вдруг опять разбойник?

– Да разбойник, должно быть, в немецкой земле остался. Неужели же его через границу пропустили? Наконец, ты можешь со мной вместе выйти.

– Кондюктер! – опять закричала Глафира Семеновна. – Комбьен минют иси?

– Seulement deux minutes à présent, madame. Il vous reste deux minutes.

– Me ну вулон буар…

– Да, буар… Буар вен руж, а то так бир, – прибавил Николай Иванович и тут же похвастался перед женой: – Все хмельные слова я отлично знаю.

Кондуктор протянул руку и сказал:

– Vous voulez prendre du vin rouge? Donnez Moi de l’argent, monsieur. Je vous apporterai tout de suite.

– Что он говорит, Глаша?

– Сам принести хочет нам вина. Комбьян пур бугель?

– Deux francs. Dépêchez‑vous, madame, dépêchez‑vous[6].

– Как, тоже депешу надо? – спросил Николай Иванович. – И здесь по телеграфной депеше?

– Да нет же, нет. Давай ему скорей денег. Давай два французских серебряных четвертака. Скорей, скорей.

– Вот! – Николай Иванович, сунув кондуктору деньги, прибавил: – Тут труа четвертак. Пусть на труа франк. А я думал, что и здесь, как в Неметчине, все надо по телеграфу, когда кондуктор упомянул про депешу‑то, – отнесся он к жене по уходе кондуктора.

– Да нет, нет. Он не про депешу упомянул, а сказал – депеше ву, то есть поторопитесь. Здесь французская земля, здесь этого нет.

– Ну, то‑то. А то удивительно странно показалось. Думаю: там только обеды по телеграфическим депешам, а здесь уж и выпивка. Нет, какова учтивость у французов! Только заикнулись насчет выпивки, – сейчас: пожалуйте, я вам принесу.

– Еще бы… Французы удивительно учтивый народ. Разве можно их сравнить с немцами.

– Я, Глаша, страсть как рад, что мы попали во французскую землю.

– А я‑то как рада!

Поезд, однако, не простояв и двух минут, двинулся, минуя станционные освещенные вывески.

– Глаша! А выпивка‑то? Где же вен руж‑то? Надул кондуктор… Вот тебе и французская учтивость! – воскликнул Николай Иванович, но в это время дверь купе отворилась, и в купе влез кондуктор, держащий в руке бутылку вина, горлышко которой было прикрыто стаканом.

– Voyons, monsieur… Servez‑vous… – протянул он Николаю Ивановичу бутылку.

– Вот за это, мусье, спасибо, вот за это мерси. Гран мерси, рюсс мерси! – заговорил Николай Иванович, принимая бутылку.

– Monsieur est un russe? – спросил француз и прибавил: – Oh, nous aimons la Russie et les russes. Vivent les russes![7]

От него так и пахнуло вином. Очевидно, он и сам сейчас только выпил, да и раньше не отказывался от вина. Николай Иванович заметил это и сказал жене:

– Парень‑то, кажется, изрядно хвативши?

– Ничего. Французы и пьяные любезны. Это совсем особый народ.

– Vos billets, monsieur… – между тем сказал кондуктор.

 – Билеты требует, – пояснила Глафира Семеновна.

– Да понял, понял я. Что ты переводишь‑то! Оказывается, что по‑французски я все понимаю и могу свободно разговаривать. Вот, мусье, билье, вуаля… А бюве, мосье, не хочешь? Не вуле бюв вен руж? – вдруг предложил Николай Иванович кондуктору.

– Oh, avec plaisir, monsieur. Prenez seulement à présent vous‑même, et moi après, – отвечал тот, простригая билеты.

 – Ну вот и отлично. Бюве…

Николай Иванович налил стакан и протянул кондуктору. Тот поклонился и отстранил стакан.

– A présent vous‑même, monsieur, et moi – je prendrai après vous.

– Глаша! Что он такое? – недоумевал Николай Иванович.

– Хочет, чтобы ты прежде выпил.

– Я? Же?.. Отлично. Тре бьен… Вот… За здоровье Франс! – Николай Иванович залпом выпил стакан и продолжал: – Мы любим вашу Франс, очень любим. Глаша, переведи.

– Ну, рюсс – ну земон ля Франс.

– Oh, madame! Et nous, nous adorons la Russie[8].

Кондуктор взял поданный ему стакан с красным вином, поднял его и, воскликнув: «Vive la Russie»! – тоже выпил его залпом.

– Друг! Ами… Франсе и рюсс – ами, – протянул ему руку Николай Иванович. Кондуктор потряс руку. – Анкор… – предложил Николай Иванович.

– Après, monsieur… Prenez à présent vous‑même. Dans une demi‑heure je vous apporterai encore une bouteille, et nous prendrons encore. J’aime les russes…

– Что он говорит, Глаша?

– Принесет еще бутылку и тогда опять с тобой выпьет.

– Душа‑человек! – воскликнул Николай Иванович, ударяя кондуктора по плечу. – Ну, бьен, бьен… Принеси – опять выпьем.

– Au revoir, monsieur… Au revoir, madame, – раскланялся кондуктор, повернул ручку двери купе и исчез во мраке.

При таких обстоятельствах Николай Иванович и Глафира Семеновна въезжали во французскую землю.

Париж