Наши за границей. Где апельсины зреют

– Море, море… – заговорила Глафира Семеновна. – Вот тут-то на морском берегу все и собираются. Я читала в одном романе про Ниццу. Высшая публика, самые модные наряды…

Они ускорили шаги и вскоре очутились на набережной, на Jetté Promenade[29]. Берег был обсажен пальмами, виднелась бесконечная голубая даль моря, сливающаяся с такими же голубыми небесами. На горизонте белелись своими парусами одинокие суда. Погода была прелестная. Ослепительно-яркое солнце делало почти невозможным смотреть на белые плиты набережной. Легкий ветерок прибивал на песчано-каменистый берег небольшие волны, и они с шумом пенились, ударяясь о крупный песок. Около воды копошились прачки, полоскавшие белье и тут же, на камнях, расстилавшие его для просушки.

Компания остановилась и стала любоваться картиной.

– Почище нашего Ораниенбаума-то будет! – сказал Конурин.

– Господи! Да разве есть какое-нибудь сравнение! – воскликнула Глафира Семеновна. – Уж и скажете вы тоже, Иван Кондратьич! А посмотрите, какое здание стоит на сваях, на море выстроено! Непременно это городская дума или казначейство какое!

– Не хватило им земли-то, так давай на море на сваях строить, – проговорил Николай Иванович.

Они направились по набережной к зданию на сваях. Это было поистине прелестное здание самого причудливого смешанного стиля. Тут виднелся и мавританский купол, и прилепленная к нему китайская башня. Навстречу Ивановым и Конурину попадались гуляющие. Мужчины были почти все с открытыми зонтиками серых, гороховых и даже красных цветов.

– Скажи на милость, какая здесь мода! – пробормотал Конурин. – Даже мужчины зонтиками от солнца укрываются, словно дамы.

– Что ж, и мы купим себе по зонтику, чтоб моде подражать, – отвечал Николай Иванович.

– Уж покупать, так покупать надо красные. Приеду домой в Петербург, так тогда свой зонтик жене подарить можно. «Вот, мол, под какими красными зонтиками мы из себя дам в Ницце изображали». А что-то моя жена теперь, голубушка, дома делает! – вспомнил Конурин опять про жену, посмотрел на часы и прибавил: – Ежели считать по здешнему времени наоборот, то, стало быть, теперь ужинает. Долбанула, поди, рюмочку рябиновой и щи хлебать принимается. Ведь вот, поди ж ты: мы здесь только что кофею напились утречком, а она уж ужинает. Дела-то какие!

Разговаривая таким манером, они добрались до здания на сваях, которое теперь оказалось гигантским зданием, окруженным террасами, заполненными маленькими столиками. С набережной вел в здание широкий мост, загороженный решеткой, в которой виднелось несколько ворот. У одних ворот стоял привратник, была кассовая будочка, и на ней надпись: «Entrée 1 fr.»[30].

– Нет, это не дума, – проговорила Глафира Семеновна. – Вот и за вход берут.

– Да, может быть, здесь и в думу за вход берут, кто желает ихних прениев послушать, – возразил Конурин. – Ведь здесь все наоборот: у нас в Питере теперь ужинают, а здесь еще за завтрак не принимались, у нас в Питере мороз носы щиплет, а здесь эво как солнце припекает!

Он снял шляпу, достал носовой платок и стал отирать от пота лоб и шею.

– Кескесе са? – спросила Глафира Семеновна сторожа, кивая на здание.

– Théâtre et restaurant de Jetté Promenade, madame[31], – отвечал тот.

– Театр и ресторан, – перевела она.

– Слышу, слышу… – откликнулся Николай Иванович. – А ты-то: дума, казначейство. Мне с первого раза казалось, что это не может быть думой. С какой стати думу на воде строить!

– А с какой стати театр на воде строить?

– Да ведь ты слышишь, что тут, кроме театра, и ресторан, а рестораны и у нас в Петербурге на воде есть.

– Где же это?

– А ресторан на пароходной пристани у Летнего сада, так называемый поплавок. Конечно, у нас он плавучий, а здесь на сваях, но все-таки… Потом есть ресторан-поплавок на Васильевском острове. А то вдруг: дума. Ведь придумает тоже… Зачем думе на воде быть?

– А ресторану зачем?

– Как, Глафира Семеновна, матушка, зачем? – заговорил Конурин. – Для разнообразия. Иной на земле-то в трактире пил-пил, и ему уж больше в глотку не лезет, а придет в ресторан на воду – опять пьется. Перемена – великая вещь. Иной раз в Питере загуляешь и из рюмок пьешь-пьешь – не пьется, а попробовали мы раз в компании вместо рюмок из самоварной крышки пить, из простой медной самоварной крышки – ну и опять питье стало проходить как по маслу. Непременно нужно будет сегодня в этот ресторан сходить позавтракать. Помилуйте, ни в одном городе за границей не удавалось еще на воде пить и есть.

– Да кто с вами спорит, Иван Кондратьич, что вы так жарко доказываете, чтоб на воде завтракать? Ну, на воде так на воде, – отвечала Глафира Семеновна, остановилась, взглянула с набережной вниз к воде и быстро прибавила: – Смотрите, там что-то случилось. Вон публика внизу на песке на берегу стоит и что-то смотрит. Целая толпа стоит. Да-да… И что-то лежит на песке. Не вытащили ли утопленника?

– Пожалуй, что утопленник, – сказал Николай Иванович.