Наши за границей. Где апельсины зреют

– Иван Кондратьич, да ведь и у нас в Крыму никогда на санях не ездят.

– Ну а эти пальмы, апельсинные деревья даже и в декабре были зеленые и с листьями? – допытывался Николай Иванович у бакенбардиста.

– Точь-в-точь в том же направлении. Так же вот выйдешь в полдень на берег, так солнце так спину и припекает. Точь-в-точь…

– Господи, какой благодатный климат! Даже и не верится… – вздохнула Глафира Семеновна.

– По пятаку розы на бульваре продавали в декабре, так чего же вам еще! Купишь за медный пятак розу на бульваре – и поднесешь барышне. Помилуйте, мы уж здесь не в первый раз по зимам… Мы третий год по зимам здесь существуем, – рассказывал бакенбардист. – Зиму здесь, а на лето в Петербург.

– Ах, вы тоже из Петербурга?

– Из Петербурга-с.

– А вы чем же там занимаетесь? – начал Николай Иванович. – Служите? Чиновник?

– Нет-с, я сам по себе.

– Стало быть, торгуете? Может быть, также купец, наш брат Исакий?

– Да разное-с… Всякие у меня дела, – уклончиво отвечал бакенбардист.

Ивановы и Конурин стали подниматься по лестнице на набережную. Бакенбардист следовал за ними.

– Очень приятно, очень приятно встретиться с русским человеком за границей, – повторяла Глафира Семеновна. – А то вот мы прожили в Берлине, в Париже – и ни одного русского.

– Ну а в здешних палестинах много русских проживает, – сказал бакенбардист.

– Да что вы! А мы вот вас первого… Впрочем, мы только сегодня приехали. Вы где здесь в Ницце остановившись? В какой гостинице?

– Я не в Ницце-с… Я в Монте-Карло. Это верст двадцать пять отсюда по железной дороге. На манер как бы из Петербурга в Павловск съездить. А сюда я приехал по одному делу.

– Как город-то, где вы живете? – допытывался Николай Иванович.

– Монте-Карло.

– Монте-Карло… Не слыхал, не слыхал про такой город.

– Что вы! Помилуйте! Да разве можно не слышать! Из-за Монте-Карло-то все господа в здешние места и стремятся. Это самый-то вертеп здешнего круга и есть… Жупел, даже можно сказать. Там в рулетку господа играют.

– В рулетку? слышал, слышал! А только я не знал, что это так называется! – воскликнул Николай Иванович. – Помилуйте, из-за этой самой рулетки жены моей двоюродный брат, весь оборвавшись, в Петербург приехал, а три тысячи рублей с собой взял, да пять тысяч ему потом выслали. Так вот она, рулетка-то! Надо съездить и посмотреть.

– Непременно надо-с, – поддакнул бакенбардист. – Это самое, что здесь есть по части первого сорта, самое, что на отличку…

– Так как же город-то называется?

– Монте-Карло, – подсказала мужу Глафира Семеновна. – Удивляюсь я, как ты этого не знаешь! Я так сколько раз в книгах читала и про Монте-Карло, и про рулетку и все это отлично знаю.

– Отчего же ты мне ничего не сказала, когда мы сюда ехали?

– Да просто забыла. Кто с образованием и читает, тот не может не знать рулетки и Монте-Карло.

– Съездите, съездите, побывайте там разок… Любопытно… – говорил бакенбардист и тотчас же прибавил: – Да уж кто один раз съездит и попытает счастье в эту самую вертушку, того потянет и во второй, и в третий, и в четвертый раз туда. Так и будете сновать по знакомой дорожке.

Шаг за шагом они прошли всю часть бульвара, называемую Jette Promenade, и уже шли по Promenade des Anglais[34], где сосредоточена вся гуляющая публика.

VIII

– Здесь, в Ницце и в окрестных городах, по берегу страсть что русских живет! – рассказывал Капитон Васильевич, важно расправляя свои бакенбарды. – Некоторые из аристократов или из богатого купечества и банкирства даже свои собственные виллы имеют. Кто всю зиму живет, кто в январе, после Рождества, приезжает.

– Вилы? – удивленно выпучил глаза Конурин. – А зачем им вилы эти самые?..

– Иван Кондратьич, не конфузьте себя, – дернула его за рукав Глафира Семеновна. – Ведь вилла – это дом, дача!

– Дача? Тьфу! А я-то слушаю… Думаю: на что им вилы? Я думал, железные вилы, вот что для навоза и для соломы…

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Капитон Васильевич. – Этот анекдот надо будет нашему гувернеру рассказать, как вы дачу за железные вилы приняли, а он пусть графу расскажет. Вилла – по-здешнему дача.

Конурин обиделся:

– Как же я могу по-здешнему понимать, коли я по-французски ни в зуб… Я думал, что уж вила так вила.

– Да и я, братец ты мой, по-французски не ахти как… больше хмельные и съестные слова… Однако что такое «вилла», отлично понял, – вставил свое слово Николай Иванович.

– Ну а я не понял – и не обязан понимать. А вы уж сейчас и графу какому-то докладывать! Что мне такое ваш граф? Графа-то, может статься, десять учителей на разные манеры образовывали, а я в деревне, в Пошехонском уезде, на медные деньги у девки-вековухи грамоте учился. Да говорите… Чихать мне на вашего графа!

– Иван Кондратьич, бросьте… Ведь это же шутка. С вами образованный человек шутит, а вы борзитесь, – останавливала Конурина Глафира Семеновна.

– Пардон, коли я вас обидел, но, ей-богу же, смешно! – похлопал Конурина по плечу Капитон Васильевич. – Вила! Ха-ха-ха…

– А у вас какой знакомый граф? Как его фамилия? – поинтересовалась Глафира Семеновна.