Насилие

Джейд легко взял ее за запястье и выбрал сине-зеленый браслет. Его пальцы были шершавыми на тонкой, как ткань, коже. Что-то загудело у нее в ушах, и она почувствовала, как участился ее пульс, когда он посмотрел ей в глаза.

«Он не хочет тебя».

— Я хотел сказать тебе — и Мэри — что мне было очень весело прошлой ночью. — Он со щелчком натянул браслет, чтобы тот обхватил его руку. — Ваша комната определенно была лучшей из всех.

— Спасибо, — сказала Вэл, — но Мэри занималась всеми украшениями и прочим. На самом деле я не так уж много сделала.

— Ты была там, — объяснил он. — Ты танцевала со мной.

Жар пробежал по ее горлу.

— Да.

— Ты покраснела.

Она изучала свои кроссовки.

— Знаю.

— Слушай, это может показаться немного неожиданным — и если ты в шоке, я полностью понимаю, но — ты не хочешь как-нибудь выпить чашечку кофе?

— Ум?

— Кофе. Ничего слишком шикарного, не волнуйся. Я подумал о кафетерии в Студенческом союзе. Там довольно хорошо. — Вл вспомнила слова Мэри, сказанные ранее: «Эти вещи могут произойти довольно быстро, если ты позволишь».

Джейд говорил с ней? Говорила ли она с Джейдом? Имело ли это значение?

Вэл долгое время была одинока. Вполне возможно, что она забыла, как быстро все это происходило. Джеймс пригласил ее на свидание всего после нескольких разговоров, хотя она знала его много лет, так что, возможно, это не считалось. И Гэвин…

Гэвин разбил ей сердце.

— Да, — сказала она, медленно выдыхая.

— Да? — Джейд приподнял бровь. — Что «Да»?

— Да, я выпью с тобой кофе. Мне бы этого хотелось.

— Отлично. Какой у тебя номер? Я позвоню тебе и сообщу дату и время.

Она отшатнулась, чувствуя головокружение. Было ли это увлечением? Или это был страх?

Была ли какая-то разница между ними?

* * *

Прошла неделя с тех пор, как Блейк получил письмо. Или Письмо, как он его себе представлял, написанное с большой буквы и имеющее самоназвание.

На конверте из манильской бумаги были имя и адрес Лизы, но, когда он открыл его, внутри оказался еще один конверт, совсем как у одной из тех русских матрешек. Бумага кремового цвета была мокрой от кирпично-красной краски, которая капала и пачкала светло-коричневый ковер на полу его комнаты в общежитии.

Из влажных недр конверта он извлек единственную черную пешку. Верхняя половина ее была отрезана, катаясь внизу, как отрубленная голова. Был только один человек, знакомый Блейку, который мог прибегнуть к чему-то настолько больному.

Это плохо.

Он мерил шагами свою комнату в общежитии. Там было чисто — во всяком случае, чище, чем обычно, — потому что его сосед по комнате отсутствовал. Вечера пятницы означали вечеринки, и Том принимал участие во всех мероприятиях, которые позволяло его расписание. Обычно Блейк приветствовал эти отлучки, поскольку они означали, что он мог позвонить Лизе, или спокойно учиться, или играть в «World of Warcraft», но сейчас… он чувствовал себя неуютно. Одиноко.

Напуганным.

Легкой добычей.

Уже несколько недель он чувствовал, что за ним наблюдают. Блейк сделал все возможное, чтобы взглянуть на ситуацию логически, чтобы компенсировать этот, казалось бы, иррациональный страх. После того, что произошло в прошлом году, некоторая паранойя вполне понятна. Между кошмарами и ухудшением здоровья его отца казалось удивительно, что его не заперли в какой-нибудь больнице.

Письмо все изменило. Оно было убедительным доказательством перед лицом ранее абстрактных страхов. Оно означало, что ему было чего бояться.

Блейк поднял трубку, чтобы позвонить Лизе. Одного звука ее голоса обычно хватало, чтобы поднять ему настроение, как бы банально это ни звучала. Однако в последнее время в разговорах она казалась подавленной. Он несколько раз спрашивал, не расстроена ли она или чем-то обеспокоена, но Лиза так быстро отвергла эту линию расспросов, что он начал задаваться вопросом, не в нем ли дело.

Он все еще не мог поверить, что они встречаются. Лиза что-то разглядела в нем той ночью, предположил он. Что-то, что придало ей смелости и заставило заглянуть за пределы поверхностного и всей внешней шелухи. То, что у них было — это было реально.

Или ему нравилось так думать.

Блейк был на полпути к знакомой цепочке цифр, когда услышал скрип. Половицы в общежитии были поцарапаны и расшатаны за годы жестокого обращения. Его общежитие, Вордсворт-холл, должно было быть выведено из эксплуатации следующим летом, потому что фундамент просто становился слишком старым.

Они собирались снести его, отстроить заново с нуля и упаковать поступающих первокурсников в него, как сардины в жестянку. Дерево потрескалось, покоробилось и покрылось пятнами воды от постоянных зимних дождей, а на потолках все еще угрожающе виднелись следы асбеста.

Все волосы у него на затылке встали дыбом. Сегодня вечером немного сквозило, но неужели минуту назад было так холодно? Он подошел, чтобы проверить, осторожно пробираясь по полу, чтобы свести к минимуму шум, и вздохнул, когда обнаружил, что Том снова оставил наружную дверь приоткрытой.