Насилие и социальные порядки

столетия отрицал, но что они посмели предложить: абсолютная власть не обязательно должна быть неделимой, она может быть разделена между штатами, внутри штата и между ветвями власти, разделение властей и сбалансирование сил может привести не к анархии, но к свободе.

Сегодня мы наверняка знаем то, что они лишь дерзновенно предполагали, что формальная письменная конституция, поддерживаемая судебными институтами, может эффективно сдерживать тиранию как исполнительной власти, так и популистского большинства.

Мы знаем, так как у них хватило воображения это понять, что права человека, каким бы мистическим это ни казалось, могут быть рассмотрены как что-то независимое от привилегий, даров и расположения сильных мира сего и что эти права могут быть определены и сохранены при помощи закона.

Мы знаем, так как у них хватило смелости это вообразить, что власть — это не право от рождения, но доверие. тех, над кем эта власть осуществляется (Bailyn, 2004, р. 4–5).

Ключевые для Бейлина слова — это слова «так как»: наш мир таков, какой он есть, так как конституция и институты правления, созданные в 1770-х—1780-х гг., решили данные проблемы. Однако на самом деле в США, как и во Франции с Великобританией, ключевые институциональные изменения произошли уже после 1780-х гг., этих изменений не предполагал и не чаял никто из отцов-основателей. Одних выборов было недостаточно, для того чтобы демократия начала работать. Американцам еще только предстояло понять, как именно можно интегрировать экономику и политику, чтобы поддерживать открытый доступ и конкуренцию между всеми партиями. Более того, им еще только предстояло найти способ — если воспользоваться языком начала XIX в. — не допустить фракции до манипулирования экономикой с целью коррумпирования политики.

Вторая проблема, связанная с американским мифом о начале, вытекает из двойного допущения о том, что все важное в конституционном развитии американского общества случилось на национальном уровне и что сама конституция стала дорожной картой экономического и политического развития. Однако ни конституция, ни федеральное правительство сразу после своего появления не могли обеспечить экономической и политической открытости, гарантировать полный спектр экономических и политических прав, обеспечить физическую инфраструктуру, способную объединить нацию, а также поддержать экономическое развитие. Скорее нам стоит обратить внимание на федерализм. Федерализм позволил креативным правительствам штатов решать проблемы открытия доступа и предоставления права общей инкорпорации; правительства штата боролись с проблемой создания стабильных политических партий открытого доступа (в этом им оказывали некоторую помощь и на федеральном уровне); правительства штатов выясняли, как именно лучше всего обеспечить физическую и финансовую инфраструктуру, которая бы смогла объединить национальную экономику. Однако большая часть исторических исследований, посвященных США, игнорирует историю штатов, как нечто второстепенное, тем самым упуская ключевой элемент в процессе перехода США к открытому доступу. В Великобритании и Франции институционализация открытого доступа путем определения и закрепления элитных прав случилась на национальном уровне. В США большая часть интересующей нас институционализации произошла именно на уровне штатов.

Излишнее сосредоточение на национальном уровне также приводит к ошибочному заключению о том, что государственная политика в духе laissez-faire способна обеспечить экономическое развитие. Данный вывод вытекает из созерцания бездействия национального правительства (laissez-faire скорее по умолчанию, чем по прямому замыслу) и игнорирования действий правительств штата, которые отнюдь не бездействовали в духе laissez-faire, но пытались активно способствовать как демократии, так и экономическому росту [218].