Насилие и социальные порядки

Предупреждение Вашингтона относительно опасностей фракций и партий опиралось на его собственный президентский опыт, когда федеральным правительством была предпринята попытка создания первой экономической корпорации. Первый вызов, с которым столкнулось новое правительство, был финансовым. Конституция 1787 года была отчасти мотивирована потребностью предоставить правительству полномочия взимать налоги, чтобы оно могло собрать деньги для выплаты долгов, накопленных за время революционной войны. Когда первый конгресс собрался, секретарь казначейства Александр Гамильтон предложил трехчастную схему. Все существующие национальные и государственные долги должны быть консолидированы в новой эмиссии облигаций; национальный банк будет пользоваться всяческой поддержкой федерального правительства, при обслуживании новых облигаций он будет действовать как финансовый представитель правительства; будет установлен умеренный фискальный тариф на импорт, кроме того, будут взиматься акцизы для обеспечения государства необходимыми доходами. Все три элемента плана Гамильтона прошли конгресс в марте 1791 г.

Однако тезисы Гамильтона о создании новой финансовой системы Америки не были лишены и зловещего подтекста. В январе 1790 г. в своем «Первом отчете об общественном кредите» Гамильтон отметил: «Если все общественные кредиторы будут получать свои пошлины из одного источника… то у них будут единые интересы. А если у них будут единые интересы, то они объединятся с целью поддержки фискальных мер правительства» [196]. Получается, что Гамильтон выступил с инициативой создать именно тот тип фракционной группы интереса, поддерживающей правительство (альянс с могущественной группой интереса), которого больше всего боялись виги в Великобритании.

Оппозиция плану Гамильтона возникла очень быстро, критика была направлена на право федерального правительства создавать корпорации. Рассматривая вопрос о том, стоит ли подписывать предложенный билль или же следует наложить на него вето, Вашингтон посоветовался с Гамильтоном, Джефферсоном (государственный секретарь), а также Рэндольфом (генеральный прокурор). Гамильтон решительно убеждал Вашингтона подписать. Джефферсон и Рэндольф разубеждали его. Они облекли свои аргументы в конституционные понятия: американская конституция не дает федеральному правительству полномочий создавать корпорации; следовательно, правительство не имеет на это права. Гамильтон возразил, что эти полномочия прописаны в Конституции [197]. Данная конфронтация породила один из наиболее продолжительных политических споров в американской истории— спор о полномочиях федеральной власти, вытекающих из Конституции.

В споре также были затронуты более общие вопросы, касающиеся опасностей корпораций. Джеймс Мэдисон, тогда представитель Виргинии в конгрессе, высказал опасение относительно того, что санкционирование корпораций уничтожит очень тонкий баланс, установленный конституцией, и это станет причиной провала всей системы:

Мистер М. затем развил свою позицию относительно того, что точный баланс или равновесие, заданное Конституцией, необходимо соблюдать, поддерживая паритет между разными ветвями власти. Он показал, что если принцип равновесия не будет сохранен, то тогда преимущества отдельных независимых ветвей будут утрачены, а их отдельные усилия и соображения окажутся полностью бессмысленными…

Право предоставлять привилегии, как заявил М., — это серьезная и очень важная власть, ее не следует использовать до тех пор, пока мы не поймем, что имеем полное право делать это. Тут он пустился в повествование о том значительном и масштабном влиянии, которое инкорпорированные общества оказали на общественную жизнь Европы. Это мощнейшие машины, достаточно компетентные, чтобы оказывать влияние на общество в соответствии с принципами, по большей части никак не вытекающими из воли народа (Annals of Congress, 1st

Congress, 3rd Session, p. 2008–2009).