Насилие и священное

Мы уже упоминали много ритуалов, которые делают явной роль случая в выборе жертвы, но, быть может, недостаточно подчеркивали этот существенный аспект. Действительно, современная мысль, как и все предшествующие, пытается объяснить динамику насилия и культуры в категориях различия. Это глубже всего засевший в нас предрассудок, это само основание всякой мифологической мысли: лишь верное прочтение первобытной религии способно его рассеять. Поэтому к самой религии и нужно обратиться еще один, последний раз. Это послужит последним поводом продемонстрировать адекватность и строгость нашей теории в целом, еще раз проверить ее чрезвычайную пригодность для расшифровки и для столь же связной, сколь и простой организации фактов, на первый взгляд самых неясных.

* * *

К числу ритуалов, которые чаще всего называют или трактуют как «аномальные», относятся, безусловно, те, в которые входят своего рода состязания или даже то, что заслуживает имени азартной игры [букв, «игры случая»]. Например, у индейцев уитото в ритуал включена игра в мяч. У кайан с Борнео есть игра в юлу, служащая и религиозной церемонией.

Еще замечательнее и еще, по крайней мере внешне, неуместнее кажется партия в кости, проходящая у индейцев канелос во время похоронного бдения. В ней участвуют только мужчины. Разбившись на две соперничающих команды — по обе стороны от покойника — они по очереди бросают кости поверх трупа. Каждый выигравший получает одно из домашних животных покойника. Скотину сразу забивают, и женщины ее готовят для общей трапезы.

Иенсен, приводящий эти факты, добавляет, что игры этого типа не являются дополнением к независимо существующему культу[119]. Сказав, например, что индейцы канелос «играют в кости во время похоронного бдения над родными», мы бы создали абсолютно неверное представление о происходящем. Вне похоронных церемоний данная игра не практикуется. Профанная идея игры здесь отсутствует. Это мы проецируем ее на ритуал. Отсюда не следует, что игра не связана с ритуалом; именно от ритуала нам достались наши главные игры. Но мы, как всегда, переворачиваем порядок значений. Мы воображаем, что похоронное бдение — это сакрализованная игра, тогда как, напротив, наши собственные игры — это более или менее десакрализованные ритуалы. Это значит, что нужно перевернуть, как уже предлагалось выше, тезис Хёйзинги: не священное — часть игры, а игра — часть священного.

Подобно всякому переходу, смерть, как мы знаем, — это насилие; переход члена общины на тот свет грозит среди прочих бед вызвать и распри среди живых; от покойника осталось имущество, которое нужно разделить. Чтобы преодолеть угрозу пагубного заражения, нужно обратиться, разумеется, к универсальной модели — к учредительному насилию, нужно прибегнуть к инструкциям, переданным общине самим священным. В интересующем нас случае община уловила и запомнила роль случайности в избавительном решении. Когда насилию дают разбушеваться, то управляет конфликтом, в конечном счете, случай. Ритуал хочет пустить случай в ход еще до того, как у насилия появится повод разбушеваться. Люди пытаются принудить случайность, принудить священное, заставив его высказаться без промедлений; ритуал идет прямо к конечному итогу, чтобы в известном смысле сэкономить насилие.

Игра в кости индейцев канелос помогает понять, почему тема случая так часто встречается в мифах, легендах, фольклорных сказках. Напомним, что сыном Tyche, Фортуны, Случая объявляет себя Эдип. В некоторых античных городах выбор магистратов осуществлялся жеребьевкой; в получаемых от ритуального случая полномочиях всегда присутствует сакральный элемент «единства противоположностей». Чем больше размышляешь над темой случая, тем яснее, что она почти повсеместна. В народных обычаях, в волшебных сказках часто обращаются к случаю — то чтобы «вытянуть царя», то, напротив (что всегда немножко «то же самое»), чтобы назначить того, кто должен выполнить тяжелое поручение, подвергнуться крайним опасностям, пожертвовать собой в общих интересах, сыграть, одним словом, роль жертвы отпущения:

Кто вытянет короткую соломинку,
Того и съедят.

Как доказать, что тема случая восходит к произволу насильственной развязки? Здесь нужно договориться о том, что считать доказательством. Ни один религиозный текст не предоставит нам теоретического подтверждения предложенной здесь интерпретации. Однако мы найдем тексты, где жеребьевка связан со столь многочисленными и прозрачными аспектами смыслового комплекса, в который мы хотим ее включить, что сомнение станет невозможно. Один из таких текстов — ветхозаветная Книга Ионы. Бог приказывает Ионе предупредить Ниневию, что она будет уничтожена, если не покается. Пророк поневоле, желая избавиться от этой миссии, всходит на корабль: