Читаем Насилие и священное полностью

Запреты и по своему принципу, и во множестве своих вариаций не бесполезны. Основанные отнюдь не на химерах, они мешают близким впасть в мимесис насилия. В предыдущей главе мы видели, что первобытные запреты обнаруживают относительно насилия и его плодов такую осведомленность, какая и не снилась нашему невежеству. Причину этого понять несложно. Запреты — это и есть само насилие, всякое насилие предшествующего кризиса, буквально застывшее на месте, стена, повсюду воздвигнутая, чтобы не дать вернуться тому, чем она сама была прежде. Запрет выказывает ту же изворотливость, что и насилие, в конечном счете потому, что запрет и насилие суть одно. Поэтому же иногда запрет играет на руку насилию и усиливает бурю, когда над общиной веет дух головокружения. Подобно всем формам жертвенной защиты, запрет может обернуться против того, что защищает.

Все это подтверждает и дополняет то, что мы уже обнаружили в начале данной работы: сексуальность есть часть священного насилия. Сексуальные запреты, как и все прочие запреты, суть запреты жертвенные; всякая законная сексуальность есть сексуальность жертвенная. Это значит, что, строго говоря, между членами общины невозможна законная сексуальность точно так же, как и законное насилие. У инцестуальных запретов и запретов, наложенных на убийство или ритуальное убиение внутри общины, общий источник и общая функция. Потому они и похожи; во многих случаях, как отметил Робертсон Смит, они точно совпадают.

Как и кровавое жертвоприношение, законная сексуальность, брачный союз никогда не выбирает «жертв» среди тех, кто живет вместе. С брачными правилами, которые суть изнанка инцестуальных запретов, дело обстоит так же, как с правилами, определяющими выбор жертвы, которые суть изнанка запретов на месть. Все эти правила сообщают сексуальности и насилию общее центробежное направление. Во многих случаях жертвенные обходные пути сексуальности и насилия практически неотличимы. Брачный обмен может регулярно сопровождается ритуальным насилием, аналогичным прочим формам ритуальной войны. Это систематизированное насилие похоже на нескончаемую месть, которая свирепствовала бы внутри общины, не будь она смещена вовне. Оно не отличается от экзогамии, смещающей вовне сексуальное желание. Есть лишь одна проблема — насилие, и есть лишь один способ ее решить — смещение вовне: нужно запретить насилию, как и сексуальному желанию, поселяться там, где их двоякое и единое присутствие абсолютно несовместимы с самим фактом общего существования.

Все аспекты законной сексуальности, особенно в западной семье, и в наши дни обнаруживают свой жертвенный характер. Супружеская сексуальность — одна из самых центральных, самых фундаментальных вещей, поскольку она и есть источник семьи, однако она всегда невидима, она не входит в собственно семейную жизнь. В глазах прямых родственников и особенно детей ее словно и нет; иногда она скрыта так же глубоко, как и самое скрытое насилие, насилие учредительное.

Вокруг законной сексуальности простирается настоящая запретная зона, которую задают все сексуальные запрещения вместе — то целое, которого лишь часть, хотя и важнейшую, составляют инцестуальные запреты. Внутри этой зоны запрещены любая сексуальная активность, возбуждение, а иногда и намеки. Точно так же на территории храма, вокруг места, где происходят жертвоприношения, насилие запрещено строже, чем в любом ином месте. Благодетельное и оплодотворяющее, но неизменно опасное, упорядоченное сексуальное насилие, как и насилие ритуального убиения, окружено настоящим санитарным кордоном; свободно распространившись внутри общины, оно стало бы пагубным и разрушительным.

Обычно первобытные общества вооружены запретами сильнее, нежели наше общество за всю свою историю. Однако многим из них некоторые наши запреты незнакомы. Не следует интерпретировать эту сравнительную свободу как идеологическую экзальтацию, симметричную и противостоящую пресловутой «репрессивности», предметом которой будто бы всегда была сексуальность в нашем обществе. Гуманистическая или натуралистическая валоризация сексуальности — изобретение современное и западное. В первобытных обществах, в которых сексуальная активность не является ни законной — то есть в узком или широком смысле ритуальной, — ни запрещенной, она вполне может считаться попросту несущественной или маловажной, иначе говоря, неспособной сеять междоусобное насилие. Именно так в некоторых обществах обстоит дело с сексуальной активностью детей и неженатых молодых людей или иноплеменников и, разумеется, со взаимоотношениями между иноплеменниками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Актуальность прекрасного
Актуальность прекрасного

В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века — Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г.). Гадамер — глава одного из ведущих направлений современного философствования — герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе. Практически все работы, охватывающие период с 1943 по 1977 год, публикуются на русском языке впервые. Книга открывается Вступительным словом автора, написанным специально для данного издания.Рассчитана на философов, искусствоведов, а также на всех читателей, интересующихся проблемами теории и истории культуры.

Ганс Георг Гадамер

Философия