Читаем Насилие и священное полностью

Дань уважения Радклиф-Брауну, так искусно раскритикованному несколькими строками выше, — не просто вежливость. Но, быть может, следует пойти дальше и спросить, до конца ли эта мысль продумана. Сказано, что «даже во внешне наиболее строгих и самых искусственных системах… тщательно учитывается биологическое родство». Это, безусловно, верное утверждение, но можно ли им ограничиться, не следует ли к нему что-то добавить?

Люди могут учитывать лишь те данные, которые уже доступны их сознанию. Приведенная фраза предполагает, что биологическое родство доступно человеческому сознанию помимо систем родства, то есть помимо культуры. Здесь есть что-то непонятное. Видимо, здесь смешаны две вещи, а именно: а) сам факт биологического родства, реальные данные о размножении человека, и б) знание об этих данных, осознание фактов отцовства/материнства и кровного родства. Очевидно, что с пунктом (а) люди никогда не порывают, поскольку не могут размножаться вопреки биологическим законам. Это одинаково верно и для «культурного состояния», и для «естественного состояния», для естественного промискуитета. Но знание об этих биологических законах — совсем иное дело. В естественном состоянии и при естественном промискуитете не существует отличий, необходимых для открытия биологических законов. Могут сказать, что мы пускаемся в пустые и абстрактные спекуляции. Нет — речь, наоборот, идет о том, чтобы выявить неизменно спрятанную и совершенно необоснованную спекулятивную предпосылку, связанную с современной натуралистической мифологией в целом. Эта предпосылка состоит в том, что будто бы есть какая-то близость и особое родство между «естественным состоянием» и биологической — или даже вообще научной — истиной.

Еще раз: если речь идет о биологическом факте человеческого размножения, то здесь нет разницы между культурой и природой; если же речь идет, напротив, о знании, то разница, безусловно, есть — и она не в пользу природы. Чтобы это понять, достаточно устроить одному кошачьему помету свободное размножение в течение нескольких поколений. Можно уверенно предсказать, что спустя самое короткое время отношения свойства, филиации и кровного родства запутаются так безнадежно, что самый выдающийся специалист по «элементарной семье» не сумеет в них разобраться.

Сколь бы удручающим ни было такое зрелище, оно не избавит наше сознание от идеи, что эти три типа отношений остаются различными, что они реально существуют. Даже самый прогрессивный из наших мыслителей не уверит нас, что различие между отцом, сыном, братом, матерью, дочерью, сестрой — иллюзия нашего обманутого восприятия, а может быть, следствие какого-то сверх-фантазма, дурной сон авторитарного сознания, маньяка ярлыков и репрессий. Как только элементарные факты размножения обнаружены, они начинают казаться столь очевидными, что становится непостижимым, как их можно не понимать.

Но совершенно ясно, что обнаружение элементарных биологических фактов требует формального различения тех трех типов взаимоотношений, о которых мы сказали: свойства, филиации и кровного родства, — и что это анормальное различение возможно лишь на основе реального разделения, то есть на основе инцестуальных запретов и систем родства.

Только системы родства могут обеспечить обнаружение биологических фактов, и нет ни одной системы, даже из числа наиболее строгих и искусственных, которая бы его не обеспечивала, — по той простой причине, что общей основой всех систем является, как говорит Леви-Стросс, строгое различение между свойством и кровным родством.

Если системы родства изменчивы и непредсказуемы в своих внешних секторах, то с их центральной частью дело обстоит иначе: всегда запрещается брак, во-первых, между родителями и детьми и, во-вторых, между братьями и сестрами. Исключения здесь настолько редки и имеют настолько специфический характер — чаще всего ритуальный, — что в них, в самом строгом смысле слов, можно видеть исключение, подтверждающее правило. Сколь бы избыточными и строгими ни казались нам некоторые позитивные брачные правила, сколь бы произвольными, в своем максимальном объеме, нам ни казались составляющие изнанку этих правил запреты, сердцевина системы остается прежней и не составляет проблемы; основной принцип всегда сохраняет силу: всякая система родства распределяет дозволенное и недозволенное в сексуальной области так, чтобы отделить репродуктивную функцию от отношения филиации и от отношения между братьями/сестрами, тем самым обеспечивая людям, чьей сексуальной практикой эта система управляет, возможность обнаружить элементарные факты размножения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Актуальность прекрасного
Актуальность прекрасного

В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века — Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г.). Гадамер — глава одного из ведущих направлений современного философствования — герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе. Практически все работы, охватывающие период с 1943 по 1977 год, публикуются на русском языке впервые. Книга открывается Вступительным словом автора, написанным специально для данного издания.Рассчитана на философов, искусствоведов, а также на всех читателей, интересующихся проблемами теории и истории культуры.

Ганс Георг Гадамер

Философия