— А как складывались отношения между Рахманиной и вашей женой, ведь они были подругами?
— Лера всегда доброжелательно относилась к ней, а Жаклин просто исходила ненавистью. Можно подумать, будто Лера виновна в ее увлечении Лютаевым и безумном браке с ним! Жаклин была инициатором нашего развода. Жаклин кричала журналистам, что влюблена в Лютаева. Так что Валерия здесь абсолютно не причем. Потом, когда Жаклин опомнилась, она возненавидела нас за наше счастье. Долго думала, как отомстить, и, наконец, надумала! «Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье!», — писал Достоевский. И ведь какая простая просьба! Но нет! Ничто так тяжело не дается, как спокойное осознание счастья других. Жаклин накопила яд, хотела выпрыснуть, да подавилась…
— А вас не смущает, что Рахманина была убита именно перед тем, как должна была передать в редакцию вторую главу о вашей жене?
— Нет, не смущает! Бывают стечения обстоятельств и похлеще.
— А что вы думаете по поводу смерти Олега Ветрова?
— Вот это настоящая и в ближайшее время невосполнимая потеря для нашего театра! Столько было планов! Но разве вы считаете, что Олега убили? — задал вопрос Бахарев и задумался. — Невозможно! Ведь это произошло на глазах у всех. Признаюсь, у меня даже тени сомнения не возникло, что это несчастный случай на съемках. К сожалению, они случаются, и довольно часто. Театр в этом отношении более безопасен.
В дверь заглянули. Бахарев кивнул:
— Иду! Простите, репетиция, — извинился он перед детективом.
«Так, — размышлял Кирилл после беседы с Гарри Бахаревым, — надо разобраться с черновиками Рахманиной до конца, выяснить, что у нее было на каждого. А пока основная версия такова: стреляла Валуева, но убил кто-то другой…»
В тот же день он встретился со своим школьным другом, майором МУРа Леонидом Петровым и попросил помочь. Было нужно просмотреть архивы одного отделения милиции, после чего Мелентьев расшифровал строки, относящиеся к еще одному фигуранту. Такие строки… за которые Жаклин не то что можно — нужно было убить! Однако Кирилл решил не останавливаться на достигнутом, а расшифровать все до последней буквы, поэтому поехал на Рижское взморье.
Хороший детектив — всегда хороший актер. Кирилл явно недооценивал свои актерские способности. Впрочем, когда человек долгое время испытывает ненависть, то всякий раз с жадностью хватается за возможность излить ее, вероятно, в надежде освободиться от накопленной на душе тяжести. Поэтому Мелентьеву надо было лишь навести разговор на нужную тему… и он услышал много интересного.
— Выскочка, ловкачка… Я каждый день благодарю бога, что он отвел ее от моей семьи. Она не любила Гирта, она любила его фамилию! Она все время звала его в Москву, чтобы сделать из него такого же ремесленника от искусства, каким является сама. Писательница! — Хильдегарда Пундус уничижительно рассмеялась. — Понимаете, если человек определяет себя в гении, то это вовсе не значит, что он действительно таков, — пояснила она, глядя на Кирилла прозрачно-голубыми злыми глазами. — Просто фантастическое стечение обстоятельств, что мы с вами вот так разговорились!
Мелентьев охотно кивнул. «Еще бы не фантастическое! Во-первых, мне нужно было разыскать вас в одном из отелей взморья, а во-вторых, втереться в доверие, представившись глуповатым критиком, собирающимся писать книгу о крупных писателях современности, в том числе и о Валерии Бахаревой. Ее имя подействовало на вас, как спирт на открытую рану… Я узнал все, что хотел, даже больше…»
После Рижского взморья, золотисто-серых дюн и смолистых сосен оказаться в душном, маленьком сельском районе, затерянном в необъятной России, было тяжело… морально, а особенно физически: съедали комары, совершенно не обращая внимания на предназначенные против них импортные средства, какими Кирилл тщательно обмазывался каждый вечер. Он опять погрузился в изучение архивов. Пожелтевшие листы мелькали перед его утомленными глазами. «Обидно будет, если не найду… обидно! Разгадка здесь! Неужели утеряны? Неужели? — глаза детектива сузились от напряжения, вчитался. — Нашел! Отлично! Но это только часть, чтобы расшифровать всего два слова из черновика Жаклин. Предположение есть, — нужны факты!»
И опять архив, теперь уже в Москве. Предположение подтвердилось, от чего стало скверно на душе. Скверно до омерзения, до ужаса, что такое возможно!