Насилие истиной

Скептически воспринявшая новую постановку Жаклин уже после первой репетиции пришла в восторг. Работали до творческого угара. Выходили из театра и разражались хохотом, узнавая, что уже наступило утро.

Потирая руки и многозначительно перемигиваясь, недруги прибыли на премьеру, которая, по их мнению, должна была окончиться полным провалом, а попали на триумфальное возвращение Петра Бахарева в большое искусство. Восторгу зрителей не было предела. После премьеры билеты в три дня были раскуплены на месяц вперед.

Вот на одном из этих спектаклей Сам и обратил внимание на Шамаханскую царицу.

— Ну, Петр Арсентьевич! — сказал он заглянувшему к нему в ложу режиссеру. — Угодил! Порадовал! И как это ты ловко все обыграл! Вроде бы сказка, пустячок, а у тебя просто глаз не оторвешь! Да и Шамаханская царица! — сладко воздел он заплывшие жирком глазки. — Как она бедрами-то!.. Чернобровая, черноглазая, волосы пышные какие!.. Молодец! Такую артистку открыл! Ты меня с ней познакомь! Представь мне, так сказать, в ее лице молодое поколение театра.

Петр Арсентьевич тут же исполнил желание Самого. Он приказал задержать антракт и поспешил в гримерную к Жаклин.

— Пойдем со мной! — быстро проговорил он. — Сам хочет с тобой познакомиться!

Жаклин бросила взгляд в зеркало и пошла за Петром Арсентьевичем.

Приподняв штору, скрывающую дверь ложи, он пропустил ее вперед. В синих шароварах, усыпанных звездами, в расшитом золотом лифе, полупрозрачной накидке, ниспадающей с диадемы в форме полумесяца, она предстала перед Самим. Сам не поскупился на комплименты, зорко рассматривая девушку.

— Вот наша молодая артистка, Жаклин Рахманина! — представил ее Петр Арсентьевич.

— Хороша! Ни дать, ни взять — царица!..

Жаклин ушла, срочно дали задержанные на пятнадцать минут три звонка, и Шамаханская царица появилась во дворце царя Додона…

Сам по обыкновению не уехал сразу после спектакля, а вызвал Бахарева.

— Послушай, Петр Арсентьевич! Я сейчас ужинать еду, так ты это… поехали со мной… и Шамаханскую царицу захвати!..

Петр Арсентьевич тотчас понял, что это означает, и попытался прояснить обстановку.

— Большое спасибо за приглашение!.. — любезно произнес он, сделал паузу и добавил: — А ведь наша Шамаханская царица — моя невестка!

— Да ну! — воскликнул Сам. — Это, что ж, супруга сына, значит?

— Совершенно верно! Уже почти три года!..

— Ну и отлично! — ничуть не смутившись, сказал Сам. — Так даже лучше для тебя.

Петр Арсентьевич вышел и поспешил сообщить Жаклин распоряжение Самого.

— А как же я? — встрепенулся Гаррик. — И почему это кто-то приглашает мою жену?

— Ну а что я могу сделать? — развел руками Бахарев-старший. — Я намекал, но ему все нипочем! Да не волнуйся ты так! — сказал он, видя страдание на лице сына. — Они же не вдвоем едут ужинать, а со мной!

— Мне вообще-то тоже не хочется! — высказалась Жаклин.

Петр Арсентьевич метнул на нее почти грозный взгляд.

— А ты полагаешь, мне хочется?! Устал! Дома — Людмила Савельевна, покой, уха из осетрины. А тут сиди слушай, то поддакивай, то улыбайся, то выражай сочувствие или изображай безбрежный смех в ответ на его плоскую шутку. Обедать с такими высокими персонами — это для нас, зависимых творческих работников, сущее наказание, но ничего не поделаешь!

Однако ужином дело не ограничилось. Через несколько дней Сам опять потребовал Жаклин, но уже без Петра Арсентьевича. Жаклин воспротивилась.

— Вы же знаете, чем этот ужин должен закончиться! — возмущенно воскликнула она.

— Знаю, — согласился Петр Арсентьевич. — Но я также знаю, в отличие от тебя, чем закончится наше пребывание в театре, если этот ужин не состоится!

— Ну и чем? — сверкнула обиженным взглядом Жаклин.

— Нашим с Гарриком увольнением! А с приходом нового режиссера твоим перемещением в массовку. Страна забудет об актрисе Рахманиной, толком еще и не узнав о ней! — коротко, но абсолютно ясно объяснил Петр Арсентьевич.

Они были вдвоем в квартире. Петр Арсентьевич расхаживал по гостиной под перекрестными взглядами портретов предков.

— Ты понимаешь, какого труда мне стоило добиться назначения в этот театр? А теперь из-за твоего «не хочу» все полетит к черту!

Жаклин молчала, глядя исподлобья на свекра. Высокий, статный, даже величественный. Черные волосы гладко зачесаны назад, крупный породистый нос, темно-карие глаза, как у сына.

Жаклин показалось, что он забыл о ее присутствии, но Петр Арсентьевич прервал молчание глубоким вздохом:

— Я перебрал все варианты! Ну нет никакой возможности отвязаться от Него! Он сейчас в такой силе!.. Скажу честно, он мне намекнул, что возьмет наш театр под особое внимание, то есть придираться не будет, разрешит ставить по нашему выбору, в рамках разумного, конечно, и самое главное, увеличит, насколько возможно, под видом эксперимента, финансирование!.. Ну, какую бы ты роль хотела сыграть?..

— Катарину!

— Считай, что мы уже приступили к репетициям! При условии, конечно, ужина с Ним.

— Нет! Петр Арсентьевич, не могу! — обратила к нему молящий взор Жаклин. — Я не капризничаю! Я жена Гаррика! Как же мы будем после этого с ним жить?