Нил
Нина.
Не понимаю.Голос Квашневой.
Не тащи, не тащи ты меня, руки вывернешь, старый бес…Нил.
Это Квашнева, Марья Уваровна, лезет. Необыкновенный, можно сказать, кладезь добродетелей.Нина.
Какие все странные. Или после города по-иному всё.Квашнева.
С тобой, Никитай, в жизни больше не поеду. Вон! Прочь от меня, негодники! Иди к лошадям.Никитай.
Не дернули же.Нил.
Вы сухонькая, Марья Уваровна, капельки не попало, дозвольте репейничек снять.Квашнева.
А ты, чучело, сударь мой, передай своему Клавдию Петровичу: на него в суд подам за негодные дороги…Нил.
Дождь один виноват, плюхал всю ночь, плюхал, Марья Уваровна…Квашнева.
Вот я тебе плюхну. Я тебе не Марья Уваровна. Да что ты стоишь? Беги, одна нога здесь, другая там, доложи барину, что сижу в его лесу на пне, как куча.Нил.
Лечу-с…Квашнева
Нил
Квашнева.
Вот так пассаж! Чинили, чинили коляску, а теперь опять чини. Софья, не сиди на голой земле, подстели ватерпруф.И вам, сударыня, хоть и не знаю имени-отечества, а не советую. У нас помещица одна, Собакина, села на холодную землю и простудилась…
Нина.
На мне теплая юбка, ничего…Квашнева.
Мошенники эти кучера, нарочно норовят залезть куда-нибудь погаже, в болото.Сонечка.
Воображаю, мама, Клавдий Петрович как засуетится. Ну, чтобы если приехали просто, а вы все сердитесь.Квашнева.
Она у меня дурочка… Замуж ее отдаю за Коровина. Но до чего неповоротлива! Я за нее расшибаюсь, она же вот, как сейчас, – каменная, нос этот у нее кверху…Сонечка.
Заладили свое при посторонних.Нина.
Скажите, где застраховано это имение?Квашнева.
Не здешняя вы?Нина.
Нет, проездом.Квашнева.
Ну, то-то. Сколько я крови через его страховку испортила – сказать трудно, нигде не застраховано – вот и все. На что глухой наш уезд, а даже мужик последний от огня в сохранности, кроме Клавдия Петровича, подите с ним поговорите…Нина.
Вот и прекрасно, очень кстати…Квашнева.
Да… Ну да…Нина.
Это меня очень устраивает.Квашнева.
Устраивает; конечно, не пешком же вам за собой чемодан таскать… Клавдий Петрович тарантас одолжит с удовольствием.Нина.
Именье огромное, я слыхала, должно быть, Коровин прекрасный хозяин.Квашнева.
Да уж такой хозяин… По правде скажу – все мы живем с прохладцей, не торопясь, не как в других уездах; там и фабрики, телефоны, и не разберешь – помещик это или жулик. Слава Богу, телефона у нас нет и в помине. Как можно с человеком говорить и рукой его нельзя достать, ведь он тебе в трубку такое брякнет – поди потом судись!Сонечка.
Что это вы, мама.Квашнева.
Говорю, значит знаю, не перебивай. Живем тихо, ну, а уж на Клавдия Петровича плюнешь иногда, до чего увалень.Нина.
А что?Квашнева.
Нельзя сказать, чтобы ленив, а необыкновенный увалень. В поле ему ехать – дрожки эти с утра до ночи у крыльца стоят, а он лежит на диване, переворачивается.Сонечка.
На стене газеты читает: в зале штукатурка обвалилась, под ней старые газеты, честное слово!Квашнева.
А ты не смейся при посторонних, – кто смеется, тот глупый. Прислугу такую же завел, вот этого Нила, прости господи, да чучелу Катерину. Нарочно таких не выкопаешь… Так вы куда это едете?Нина.
По делам.Квашнева.
По каким делам?Нина.
Страховым.Квашнева.
Страховым? Ах, батюшки!Нина.
Я страховой агент.Квашнева.
Агент? Софья, уйди-ка, посбирай грибы…Иди, иди…
Сонечка.
Кажется, не маленькая…Квашнева
Нина.
Нет.Квашнева.
Девица?Нина.
Право, не знаю, как ответить. Я самостоятельная, моя фамилия Степанова, зовут Нина Александровна.Квашнева.
А не из евреев?Нина.
Нет, не из евреев.Квашнева.
То-то, хотя евреи хорошие бывают.