Насильники

Ho, если отъ «малыхъ сихъ» мы подымемся повыше, въ мягкія обстановки второго и перваго классовъ, то увидимъ, что и здѣсь приключенія, въ родѣ обличеннаго Борецкимъ, далеко не невозможны, даже не исключительны. Пусть дамы, странствовавшія много и одиноко, вспомнятъ свои путевыя впечатлѣнія: почти y каждой встанеть въ памяти какое-либо – и не одно! – желѣзнодорожное или пароходное ухаживаніе, въ которомъ любезность такъ тѣсно граничила съ наглостью, что дамѣ едва доставало такта, чтобы тянуть время безъ скандала, покуда не выручало ея появленіе какихъ-либо третьихъ лицъ. Правда, что бываетъ и наоборотъ. Существуетъ, напримѣръ, прелюбопытная порода кочевыхъ дамочекъ изъ пожилыхъ Еленъ, скучающихъ при вовсе дряхлыхъ Менелаяхъ, изъ старѣющихъ разводокъ, неутѣшныхъ вдовицъ и полудѣвъ, не обрѣтшихъ мужа, – для которыхъ путешествіе по Волгѣ – такое же систематическое средство избывать озлобленіе тѣлесное, какъ для ялтинскихъ и кисловодскихъ курортныхъ барынекъ – прогулки съ проводниками, но гораздо болѣе дешевое и менѣе огласочное. Правда, что на душу такихъ веселыхъ грѣшницъ приходится переложить много грѣха изъ той амурной наглости, что встрѣчаетъ и окружаетъ на русскихъ поѣздахъ и пароходахъ едва-ли не каждую одинокую и красивую пассажирку. Но, все же, вина путейскаго Адама не таетъ отъ извинительной ссылки на Еву, и яблочные соблазны ея, и безобразіе остается безобразіемъ, a подлецы – подлецами.

Я старый журналистъ, всегда жилъ въ тѣсномъ общеніи съ публикою, и на вѣку своемъ мвого принялъ конфиденцій. И, такъ какъ я много занимался женскимъ вопросомъ, то, преимущественно, удостаивался конфиденцій женскихъ. Много видѣлъ я женскихъ слезъ, катящихся изъ глазъ по щекамъ во время устной исповѣди, или расплывшихся, вмѣстѣ съ чернилами, по бумагѣ исповѣди письменной. Словомъ, слезами меня не удивишь. Но однѣ нзъ самыхъ ужасныхъ слезъ, которыя я помню, падали изъ глазъ прекрасной женщины, – уже не слишкомъ молодой, лѣтъ за тридцать, матери семейства, съ хорошимъ общественнымъ положеніемъ, – пріѣхавшей ко мнѣ въ 1898 году посовѣтоваться… куда ей бѣжать отъ семьи и любимаго мужа, чтобы скрыть беременность, невинно возникшую изъ приключенія, почти однороднаго съ дѣломъ Егоровой. Разница была только въ томъ, что «героемъ» явился контролеръ, воспользовавшійся ночнымъ одиночествомъ несчастной красавицы въ вагонѣ перваго класса… Ну, что же было дѣлать съ этимъ негодяемъ? Заявить жалобу станціонному жандарму? Составить протоколъ? Себѣ дороже. Насиліе – для женщины извѣстныхъ буржуазныхъ круговъ – несчастіе, съ которымъ она, въ современномъ обществѣ, можетъ раздѣлаться лвшь двумя способами: либо трагическимъ скандаломъ – убійствомъ и самоубійствомъ во вкусѣ римской Лукреціи, либо скрывъ свой позоръ такъ, чтобы о немъ и подушка подъ головою не слыхала… Есть неповинные срамы, обличать которые не найдетъ въ себѣ гражданскаго мужества ни одна «порядочная женщина». A если найдетъ, то предразсудочная среда цѣломудренной буржуазіи, все равно, отлучитъ ее, какъ зачумленную овцу, и приготовитъ ей судьбу той «мадамъ Баттистъ», потрясающую трагедію которой разсказалъ намъ Гюи де-Монассанъ.

Ни одно преступленіе не съѣдается такъ часто и полно беззащитнымъ и робко-разсудочнымъ молчаніемъ жертвы, какъ изнасилованіе. И, поэтому, когда выплываютъ на чистую воду мерзости, подобныя егоровскому дѣлу, общество въ правѣ ждать отъ юстиціи своей, – даже въ тѣхъ обломкахъ, какъ мы имѣемъ ее сейчасъ, – самаго тщательнаго и гласнаго ихъ разслѣдованія, самой суровой ихъ кары участвовавшимъ негодяямъ и, затѣмъ, самыхъ дѣятельныхъ мѣръ къ принципіальному искорененію передвижныхъ разбойничьихъ компаній, женолюбивые подвиги которыхъ то и дѣло вспыхиваютъ то здѣсь, то тамъ, на рельсовой сѣти русской, подобно сквернымъ болотнымъ огонькамъ. Пути сообщенія должны быть путями сообщенія, a не засадами разбоя, a не пріютами проституціи, альфонсизма, сводничества и насильничающаго сатиріазиса. Въ Англіи, если купе занято одною дамою, пассажиръ никогда не войдетъ въ него, потому что такой tête à tête почитается двусмысленнымъ (тоже нравы!).. У насъ, наоборотъ, пассажирка боится остаться одна въ купе, потому что къ ней – «можетъ влѣзть всякій», а, пуще всякаго, сами же присяжные тѣлохранители путешествующихъ странниковъ и странницъ – желѣзнодорожные Соловьи Разбойники.

1907.