Насильно твоя

– Руки не опускать! – меня ударили между лопаток. От неожиданности я стукнулась лбом об стену. В голове зашумело и помутилось, как от тяжелого похмелья.

Я была на пороге обморока и даже не заметила, что непроизвольно опускаю руки. Я крепче сцепила их на затылке, чтобы избежать новых ударов.

Где Эмиль? Почему так долго?

Пытаясь расслабить шею, я уперлась лбом в стену, и тихо, обреченно заплакала. Слезы текли по лицу, пропитывая соленой влагой дрожащие губы. От жажды они пересохли и спеклись. Слезы даже стали облегчением.

– Пожалуйста, – забормотала я.

Боль в плечах становилась нестерпимой. Кости словно заменили раскаленным железом.

Они втроем ходили позади. Лампа в дешевом металлическом плафоне тоже осталась сзади и тени падали на стену. Из-за этих теней и плохого освещения бетон казался черным.

– Пожалуйста, – повторила я.

Плечи свело, я непроизвольно дернула руками. Слева сразу же прилетел удар. Хлестко, больно задел нос и я гнусаво вскрикнула. На губы хлынула кровь, чья-то рука лбом прижала меня к стене.

– Руки на виду, – процедил бритый. Пальцы до скрипа сжались на волосах, он мучительно медленно надавил на затылок, впечатывая голову в стену.

Я крепко зажмурилась, открыла рот, но удержалась от крика. С таким удовольствием боль причиняют лишь садисты, лучше не провоцировать. Я вновь сплела на затылке пальцы. Как бы ни было больно плечам, надо потерпеть… Потому что, если за каждую попытку меня ударят, долго я не продержусь.

А мне нужно дождаться Эмиля.

– То-то же, – бритый отступил на шаг.

Кожа головы горела, после того, как меня таскали за волосы.

Надо продержаться. Эмиль поможет, я верю. Мы с таким удовольствием занимались любовью эти дни. Он меня не бросит. Не бросит, если ему не скажут, кто я на самом деле.

А этот бритый… Я поняла, за что он мучает меня – он Эмиля ненавидит. Отыгрывается на мне, пока может – не меня он пытался унизить, а его. Мстит врагу. Считает, что я Эмилю не безразлична и отрывается.

– Красивая, – бритый вновь толкнул меня на стену. Я распласталась по ней телом, чувствуя шершавый сухой бетон. – Перед тем, как в расход пустить, я сначала трахну. А?

Он как будто спрашивал разрешения у остальных. Те нестройно что-то пробурчали, раздались смешки.

– Посмотрим, – сказал один.

Тон дал понять, что принципиально он не против.

– Подождем, – добавил он, и во мне вспыхнула надежда.

Та самая дурацкая надежда, когда надеешься, что тебя не тронут, хотя от тебя ничего не зависит.

– Пожалуйста, – задыхаясь от страха, повторила я.

– Чего ты опять стонешь? – бритый наклонился, пытаясь поймать мой взгляд.

Я зажмурилась, чтобы его не видеть.

Спокойно… Не плачь. Нижняя губа дрожала, а на шее напряглись жилы, предвещая истерику. От бритого пахло мятной жвачкой, табаком и перегаром. Мерзкая смесь.

– Чё, еще на Эмиля надеешься? – кивнул он. – А знаешь, что он делает? – он неожиданно рассмеялся и велел. – Открой дверь, пусть послушает. Не видите, соскучилась по любимому?

Шаги по бетонному полу. Скрип двери.

Я выдохнула, захлебываясь дыханием. Переплетенные на затылке пальцы разъезжались от усталости. Я едва стояла, упираясь лбом в стену и меня трясло.

Тихо. Очень тихо. Только слышно, как гудит лампа под потолком.

Уроды позади затаили дыхание – слушали тоже, но что? Что мне хотели показать?

Холодную тишину подвала прорезал мужской вопль. Надорванный, словно по живому режут. Хриплый и давно севший от боли. В крике был откровенный надрыв, с которым мужчины не орут. Такой крик выбивают намеренно.

Я перестала дышать, слепо глядя перед собой.

– Слыхала? – бритый наклонился, вновь обдав пропойно-табачно-мятным дыханием. – Хочешь к нему, красавица? Правда он немного не в форме после встречи с нашим специалистом по упорно молчащим.

Кричал Эмиль. Они его пытали.

Глава 17

Меня начало трясти – интенсивно, крупной дрожью.

Я задыхалась, слушая вопли Эмиля, пока не захлопнули дверь. Здесь отличная звукоизоляция. Отличная. Он не услышит моих криков, если ему не дадут послушать. Как мне.

– Пожалуйста, – залепетала я.

Попыталась повернуться, поймать руки моего мучителя и умолять, умолять, умолять… Удар по уже разбитому носу оборвал мой порыв. Я взвизгнула, как избитая собака, и уткнулась в стену лицом.

– Руки за голову! – меня схватили за запястья и силой заломили за затылок.

Я больше не могла стоять, не могла терпеть боль, от которой пылали нервные окончания. Мышцы превратились в перекаленное стекло – тронь и рассыплются.

Превозмогая боль, я сложила руки, как велено, беззвучно рыдая.

– Эмиль, – одними губами прошептала я.

Сердце разрывалось на части при мысли, что над ним издеваются тоже.

Какой Лазарь козел.

Они забрали деньги, а отвечать нам. Как я могла поверить, что Лазарь поделится такой суммой… Как вообще могла ему верить.

Я давилась слезами и душу скручивало в холодный жгут.

Плечи и шея горели от мучительной боли, я вновь непроизвольно опустила руки. От следующего удара кровь пошла через нос. Я сглотнула ее, теплую и липкую, и закашлялась.

Вкус железа вернул меня в реальность. Такие деньги нам не простят.

– Эмиль, – снова прошептала я, на этот раз обреченно.