Этот конфликт, тяжёлые будни мои, начался сразу же после того, как я появился на свет. Отец хотел назвать меня Иваном — в честь деда. А мама придумала более современное имя — Виктор.
Папа говорил — Иван. Мама возражала — Виктор. И ни один не хотел уступать. Меня, конечно, никто и не спрашивал. Так мне и дали два имени: Иван — Виктор. А сокращённо — Иввик. Пишется через два «в».
И каждому, кто, естественно, удивляется, услышав такое имя, мне приходится объяснять. Не знаю, как вы считаете, но я думаю — лучше всего дать человеку немного подрасти и пусть он тогда сам выбирает себе имя. Разве это не было бы справедливо? Может быть, кому-нибудь захочется, чтобы его звали Страхил или Чавдар, а ему говорят — у тебя уж есть имя и живи с ним, пожалуйста.
Нет, я всё-таки никогда не подозревал, что сяду сочинять повесть. Сейчас я вижу, как это трудно. Разве так надо писать? Есть у меня описание природы? Нету! Портретов героев тоже нет. Пока только рассказывал про своё имя.
Как бы мне отделаться от ненужных подробностей и перейти к главному? О чём сперва рассказать?
Пожалуй, приступить к рассказу надо с фотографии, с неё всё и пошло.
Да. Вся эта история, о которой я собираюсь вам рассказать, началась в летнем пионерском лагере «Три бука». Началась она с одной фотографии. Обыкновенной чёрно-белой, помещённой в газете «Септемврийче». Там был изображён трактор. Один из самых небольших советских тракторов, всего в сорок пять лошадиных сил. Гусеничный, как и полагается.
На тракторе стоял смуглый темноволосый парень. Одну руку он держал на рычаге, а другую, сжатую в кулак, поднял вверх. Этот незнакомый парень точно глядел мне прямо в глаза и словно вот-вот собирался сообщить что-то очень важное.
Трактор был в точности такой, как у нас в сельхозкооперативе, а парень был похож на дядю Кольо, бригадира трактористов. Мы в четвёртом классе уже знакомились с такими машинами, этой весной у нас даже была практика, и нам объясняли, как ими управлять.
Дядя Кольо всегда меня пытает:
— А ты, Иввик, кем хочешь стать?
— Не знаю ещё. Мама говорит — инженером, а папа настаивает, чтоб — агрономом.
— А сам-то ты что решил? Душа-то у тебя к чему лежит?
— Может быть, и трактористом стану, — замечаю я нерешительно.
— А почему бы и нет? — отвечает дядя Кольо. — Лучшая профессия для настоящего мужчины. Вот придёте вечером с Наско на наше собрание, увидите одного очень интересного человека — тракториста из трактористов.
Я не смог пойти и не видел этого тракториста из трактористов, как выразился дядя Кольо, но мой друг Наско на собрании побывал… Ну вот, опять я отклонился и начал рассказывать о другом. Так вот, вся эта история началась со снимка в газете. Большое дело, подумаете вы. Обыкновенный снимок! В каком это кооперативном хозяйстве нет советского трактора? И не по одному, а много и различных марок. И трактористов тоже полно.
Думаете, это обыкновенный снимок?
Нет! Этот снимок был сделан в 1940 году. Представляете себе — в 1940 году! Меня тогда и на свете не было. И Наско и всех моих товарищей не было. На этом снимке — первый советский трактор, отправленный за границу, первый советский трактор, прибывший в Болгарию.
На тракторе стоит темноволосый парень, левая рука — на рычаге, а правая сжата в кулак и поднята вверх, и он глядит мне прямо в глаза, вот-вот заговорит.
Я нагнулся к газете и стал читать заметку под снимком.
Вырезка из газеты
«Посетите выставку сельскохозяйственной техники. Машины из Германии, Англии, Франции, Швеции». Так гласила афиша у входа в выставочный зал недалеко от Варны.
В просторном помещении были установлены различные машины: тракторы, комбайны, молотилки. Больше всего народу толпилось в дальнем полутёмном углу.
Некоторые задерживались там надолго, другие вставали на цыпочки, заглядывали поверх их голов и испуганно отходили.
Советский трактор!
Худенький темноволосый парнишка не сводил с него глаз. Сорок пять лошадиных сил, пятикорпусный плуг, а сталь какая — чудо!
— Вот как он заводится, — объяснял ему советский специалист. — Понимаешь? — добавлял он уже по-русски.
— Да, да, понимаю, — кивал парнишка, неуверенно трогая рычаги, прикладывая ухо к обшивке, прислушиваясь к голосу мотора, поглаживая блестящую сталь. Он ласково гладил каждую часть трактора, а в шуме мотора ему слышалась музыка.
Уже часа три парнишка вертелся возле трактора — изучал его, заглядывал в кабину, заглядывал под гусеницы и не мог оторвать взгляда от слов, выгравированных на плуге — завод имени Октябрьской революции.
— Эй, парень, давай-ка отсюда. Экспонаты трогать воспрещается, — пихнул его в плечо мрачный сторож.
— А почему воспрещается? — выпрямился паренёк.
— Что ты всё крутишься возле этого трактора? — сказал сторож, краснея от злости. — Что, других машин, что ли, нет? Вон целый зал полон тракторов.
— А если меня интересует именно этот? — огрызнулся паренёк.
Сторож побледнел. Его тонкие чёрные усы дрогнули.
— Ясно, чего ты тут столько времени вертишься, ты и не которые другие твои приятели из Велинова, но…