Насколько прочно Основание

Весельные баркасы, водные шлюпки, совершенно неповоротливые корпуса и дюжина других типов служебных судов прокладывали себе путь внутрь, вокруг и сквозь толпу стоящих на якоре военных кораблей под этой бурей крыльев. Недавно набранные — и все еще набирающиеся — корабельные роты вылетали на палубы, бегали вверх и вниз по мачтам, тяжело дышали под безжалостными требованиями своих офицеров и проклинали своих обутых в кожу, раздражающих старшин со всем освященным временем и традициями рвением новобранцев во вселенной, но это составляло лишь малую часть человеческой энергии, расходуемой по всей этой широкой гавани. Плотники и корабелы трудились над устранением сложнейших боевых повреждений. Инспекторы верфи громко спорили с руководителями рабочих групп. Счетчики и снабженцы пересчитывали бочонки, бочки, ящики и мешки с припасами и ругались с усталой изобретательностью каждый раз, когда цифры оказывались неверными, и им приходилось начинать все сначала. Парусные мастера и торговцы, артиллеристы и квартирмейстеры, капитаны и энсины, капелланы и клерки, флаг-лейтенанты и посыльные были повсюду, все они были полностью сосредоточены на текущих задачах и совершенно не обращали внимания на весь этот шум и суету, происходящие вокруг них. Сам уровень активности был ошеломляющим даже для имперского чарисийского флота, и визг шкивов при подъеме тяжелых грузов, рев выкрикиваемых приказов, глухой стук молотов и лязг металла разносились над водой. Любого случайного наблюдателя можно было бы извинить за предположение, что сцена представляла собой полный хаос и неразбериху, но он был бы неправ.

Среди такого оживленного движения еще один адмиральский баркас был едва заметен, сухо подумал Доминик Стейнэр, ослабляя колышек, заменявший ему правую голень. Он был искусно подогнан, но все равно временами культя беспокоила его, особенно когда он стоял на ногах — ну, на ноге и колышке, как он полагал, — дольше, чем следовало. И «дольше, чем он должен был быть» было довольно хорошим описанием большей части его рабочих дней с тех пор, как он занял место Брайана Лок-Айленда.

Полагаю, что имею в виду башмак, — язвительно подумал он, продолжая свою предыдущую мысль, затем посмотрел вверх, когда баркас скользнул под нависающую корму одного из стоящих на якоре галеонов. Его первоначальное имя — «Суорд оф год» — все еще было видно на транце, хотя уже было принято решение переименовать его, когда его зачислят на чарисийскую службу. — Конечно, то, каким именно будет это новое имя, было одной из множества деталей, которые еще не были решены, не так ли?

— На веслах! — крикнул его рулевой, и гребцы ловко перенесли свои длинные взмахи через борт в идеально поставленном маневре, когда он повернул румпель, плавно войдя в густую тень «Суорд оф год» и поставив баркас рядом с более крупным кораблем.

— Цепи! — крикнул рулевой, и матрос, сидевший на носу, протянул свой длинный багор и зацепил главные цепи галеона с аккуратной, отработанной эффективностью.

— Умно сделано, Бирт, — сказал адмирал.

— Спасибо, милорд, — ответил Биртрим Уэлдаман довольным тоном. Рок-Пойнт не был известен тем, что расточал пустые комплименты, но он был известен честной похвалой, когда долг или маневр выполнялись с умом и ловкостью.

Остальные пассажиры баржи остались сидеть, когда Рок-Пойнт выпрямился. Традиция заставляла старшего офицера последним садиться на небольшую лодку и первым высаживаться на корабль, и, когда он был младшим офицером, Рок-Пойнт придерживался теории, что традиция существовала для того, чтобы послушные подчиненные подвыпившего капитана или флаг-офицера могли поймать его, когда он пьяным кувырком падал в лодку. Он изменил свое мнение, когда стал старше и мудрее (и старше чином), но, возможно, в его собственном случае было что-то привлекательное, размышлял он сейчас. Он действительно снова научился танцевать, по крайней мере, в некотором роде, с момента потери ноги, но лодка даже размером с его баркас качалась под ногами, и он осторожно балансировал, когда потянулся к планкам, прикрепленным к борту галеона.

Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я бы остался прямо здесь, на пристани, пока они соорудят для меня кресло боцмана, — сухо сказал он себе. — Но я этого не делаю, так что и не собираюсь. Если я упаду и сломаю свою дурацкую шею, это будет не больше, чем я заслуживаю, но будь я проклят, если они собираются поднять меня на борт, как еще один груз!