– Да, пох на них! – воскликнул Белый. – На корабли эти… Главное – люди!
– Но корабли-то какие! – вздыхал Ястреб. Теперь в его глазах опять демонята играют. – Ты бы видел, как островные облизывались. Ты был прав – все большие лодки были целы. Так они им понравились, что позволили нашим морякам уйти с оружием. И даже на своих кораблях. Под честное слово наместника Светлого Престола.
– Так ты же вроде наемником назвался, – удивился Белый, повернувшись к Ронгу.
– Их наместника, – усмехнулся Ронг, – третьего за месяц. Там у них падеж невиданный среди светлого служительства.
– Когда? – спросил Белый.
– Пара дней, – уже открыто улыбался Агроном. – Наши – на их теперь кораблях – грузом едут. Под их флагами.
– Пущай подавятся! – махнул рукой Белый. – Отлично! Наградил бы! Но!..
– Свои люди, сочтемся, брат! – Ястреб хлопнул по наплечнику Белого. – Есть что пожрать? Еда этих островных – такая гадость! Сплошь рыба! Меня от рыбы теперь год тошнить будет! Как можно рыбу есть с рыбой и закусывать – рыбой?! Хлеба хочу! И мяса! Даже конины! И это… если бы не перегон мастера Нима, ничего бы не выторговал.
Все трое рассмеялись. Перегон Нима, напиток, способу выделки которого кузнецов научил Дед, убойной силы жидкость. Прозрачная, как слеза, но сбивающая с ног – с первой чарки. Никакое вино по крепости с перегоном не сравнится. Еще одно наследие Старого.
– Вот и я думаю… Ним свой пыхтящий бак в горы уволок, – вздохнул князь. – Я на них теперь не рассчитываю даже. Молот они будут делать огромный!.. Как же! Гнать перегон они будут! НИИ, гля! Перегона и сплавов!
Опять дружно рассмеялись.
– Ставку собирай! – крикнул Белый посыльному. – Пойдем и мы, хлопнем по чарочке. Не-не, не перегона, упаси Старец! Лозы моей. Домашней! Из Белого Гнезда. Там, на одном склоне, такой виноград вызревает! Рубиновый нектар! У-у-у!
– Селезень желает вас видеть, – склонился приказчик.
– Созрел, чурбан дубовый, – усмехнулся Ястреб.
– Тащи его сюда, – махнул рукой Белый. – Что-то мне влом самому в подполы тащиться.
Небольшой стол накрыли тут же, в зале с «макетом». Именно так называл это творение Белый. И сейчас лучшие мастера изображения и скульптуры княжества трудились, переводя иллюзию работы Ронга в материальную форму. Теперь они тщательно выстраивали вторую, большую по площади, часть княжества Лебедя – Захребетную. Ну, и уточняли сами скалы Лебединого хребта.
С подобной работой не смог справиться даже Тол-Умник. Он мог прочесть память птиц, но не смог воспринять их, перевести в привычный для людей вид. А Ронг справился.
Мастера работали очень точно, ловко и быстро. Им начисляли по «дню» за каждый час работы. И если они сделают работу точно и быстро, вознаграждение – удвоение всего заработка. Потому как Белый считал, что высокое мастерство должно быть и вознаграждено мастерски. Иначе не будет резона повышать свое мастерство, упорствовать в учебе.
Мастеров и прислугу не гнали, но и не обсуждали важных вопросов в их присутствии. Отдыхали, обсуждая житейские вопросы, фантазируя на перспективу.
Привели Селезня. Белый велел ввести и расковать его. И отпустил стражу.
– Все одно, ничего он сделать не сможет, даже если захочет, – махнул рукой князь.
Селезень тер руки на тех местах, где были кандалы, щуря отвыкшие от света глаза, смотря на макет.
– Проходи, дядька, выпей с нами, – пригласил Белый узника.
– Если позволишь, князь, я тут постою. Посмотрю на это чудо. Но за угощение благодарствую, – поклонился Селезень, не отрывая глаз от макета, согнулся, разглядывая мелкие детали, шевеля губами, бесшумно что-то нашептывал, как молясь. И видно было, как он себя с трудом сдерживает, чтобы пальцами по макету не водить.
– Смотри, не жалко, – усмехнулся Белый, повернулся к Ястребу, сказал ему: – И князем меня признал. Пошло впрок заточение. Так, глядишь, и до присяги доживем. Если пару годочков в холоде подержим.
Селезень выпрямился, гневно зыркнул на Белого, на ухмыляющегося Ястреба.
– Жесток ты, князь! Отец твой был суров, но справедлив. Но он даже не помыслил заливать города кровью.
– Я в этом виноват?! – вскочил Белый. –
Белый ревел так, что мастера сжались, оставив работу под дребезжание стекол. Но тут же на Белого накатил очередной приступ. Его выгнуло дугой, он рухнул на руки подскочивших Ронга и Ястреба.
– Чума! – орал в потолок Ястреб. – Синьку сюда! Князя опять скрутило!
В зал ворвались два вихря с длинными подолами, подлетели к Белому, захлопотали.
Селезень был оглушен всем происходящим.