Наследие

Она всхлипнула и посмотрела на мир окружающий сквозь слёзы. Над ней в полутьме серел потолок купе. Поезд шёл медленно. Покачивало слегка. Аля вытерла слёзы. И увидела свой покалеченный палец. И слёзы снова пришли. Она плакала в полумраке, плакала, чуть всхлипывая. На соседней кровати заворочалась Тьян. Аля вытерла слёзы. И глубоко вздохнула. Повернула голову и глянула на полузашторенное окно. За окном купе брезжил рассвет.

Часть II

Партизанский отряд “УЁ”

К солнца восходу в долину съехали.

И, несмотря на ещё срединный морозный февраль, с восточных сопок проплешеватых – весной потянуло: задул ветер бора с океана, пришёл на смену северной сарме.

Свежий ветер.

Влажный.

И сразу:

– Стой!! Сле-зай!! Рас-пределись!!

Голос комотряда всегда до каждого доходит. До всех ста двадцати девяти. Пронзительный. Свербящий. Сверлит воздух морозный над твёрдым белым настом красным сверлом.

– Тройки!! Нож!! Мётлы!! Зарядный!!

Зашевелились все, с саней сваливаясь. Ко-мотр и комиссар, как всегда, на своих санях, гнедой широкогрудой парой запряжённых. Комиссар спешился, комотр встал на санях в небольшой рост свой, от крика выгибаясь привычно:

– Лопаты!! Нож!! Плетухи!! Розенберг, головой отвечаешь!!

– Есть, товарищ комотр!

– Молотилин, Рябчик – нож!!

– Есть, нож!

И сильней изогнувшись, на ручные часы глянув:

– Время пошло!!!

И, словно в напоминанье, – первый луч солнца сверкнул на рельсах.

Полотно железной дороги вытянулось в долине между западными и восточными сопками. Западные густы лесом, восточные – лысоваты, редколесны: забористый ветер с океана достаёт.

Отряд сыпанул по насту к железке. Лопаты в снег врезались, плетухи наполнялись, нож молотилинская тройка потянула, снег им загребая.

Пыль снежная на солнце золотом вспыхнула.

Стали полотно засыпать.

– Ровней!! Без комков!! Глаже!! Родней!!

Комотр командовал.

Комиссар, тучный, рослый, кадило запалённое из ящика вытянул, захрустел унтами к полотну железки.

Солнечные рельсы стали снегом заваливать. Ровняли лопатами, оглаживали метлами, чтобы родней лежало. Как бы – ветром нанесло.

Комиссар вдоль полотна пошёл, кадилом отмахивая:

– Одоление супостатов, супротивных правде, силе и воле Божьей, победу над врагами пошли нам всем, Господи!

За ним следы мётлами заметали, чтобы чисто было.

А солнышко февральское поднималось, сопки плешивые золотя.

С железкой покончив, развернули-поставили танковые сани, посрубали ёлочки, замаскировали. На мощных санях, шестёркой лошадей тащимых, – китайского танка белая башня. Ёлочки скрыли быстро, только дуло ротово высунулось. 150 мм.

– Заряд!!

Подвёз на маленьких саночках старик Басанец ящик с шестью снарядами – всё, что осталось.

Танкисты – Моняй и Паниток – пушку синим бронебойным зарядили.

Наводчики – Шуха и Прьпун – к приборам приникли.

– Маскировка!!!

Отряд в снег зарылся. Опыт есть. Лошадей с санями – в ельник.

– Тишина!!!

Всё смолкло в долине. Зимние птицы перекликнулись робко.

Прошло время.

Ещё прошло время.

И ещё прошло время.

И запыхтел чёрным дымом паровоз. Слева.

С востока. По солнечным лучам:

пых!пых!пых!

И тормозить стал сразу: занос.

– С нами Бог! – Комиссар перекрестился, под снегом ворочаясь.

Поезд встал.

– Пли!!!

Выстрел. Точно! Опытные Шуха с Прыгуном – на высоте. Разнесло боевой второй этаж поезда. Башня с пушками прочь отлетела. И сразу —

Второй выстрел: в казарму.

Взрыв.

Точно!

Комотр подосиновиком из снега полез:

– Вперёд, герои УЁ!!!

Комиссар с телом грузным – боровиком:

– С нами Бог, братья!!

Отряд восстал из белого, воздух пылью снежной золотя. И с рёвом – к поезду.

Долго добивать охрану покалеченную не пришлось. Этих и в плен не берут.

И вскоре —

комотр с комиссаром шли делово вдоль цепи партизанской, поезд на мушках держащей.

Партизанский отряд “Уссурийские ёбари” лейтенант-морпех ДР Иван Налимов слепил ещё во время войны из дезертиров, на газе сидящих. Комиссар Богдан Оглоблин, расстриженный за “злостное и рецидивное мужеложество” настоятель церкви Николая Чудотворца в селе Чугуевке, прибился к отряду сразу после Иссык-Кульского мирного договора, положившего Трёхлетней войне конец. Налимов невысокий, худосочный, с редкой бородкой. Оглоблин – человек-гора, широкий, пузатый, борода густая на груди караваем лежит.

Отряд по сопкам обретался, грабя и ебя всех встречных и поперечных. Некоторые из них прибивались к отряду. Проводились также налёты на деревни и поезда, вылазки ночные в города за газом.

Пассажиров всех из вагонов повывели. Ставили – лицом к поезду, руки на вагон.

Подлетели с визгом Полозовым командирские розвальни. Комотр взошёл на них, руки вдоль лядащего тела вытянув:

– Товарищи партизаны!!

Замерли все сто двадцать девять с оружием в руках.

– С победой вас!!! Ура!!!

– Ура-а-а-а-а!!!

Понеслось по долине, от сопок отражаясь. Комиссар богатырский, тучный рядом с санями, да и так выше комотра:

– Братия во Христе, православные партизаны! Даровал Господь нам победу снова, ибо правильным путём следуем, на добро опираемся, мировому злу противостоим! С нами Бог!!

– С нами Бог!!!

Командир воздуха морозного в грудь тщедушную набрал:

– Мас-ки!!!