Наследие

Элли поразила ее способность на одном дыхании перескакивать с темы на тему. Она также заметила, что Люсинда с легкостью доминирует в разговоре, не предоставляя ей возможности высказать свое мнение. До сих пор она лишь отвечала на ее вопросы и не знала, как подвести разговор к тому, чтобы получить возможность задать свои собственные. С другой стороны, в данный момент она была слишком занята разглядыванием Люсинды, так что сосредоточиться на чем-то серьезном представляло для нее проблему. Люсинда была одета в длинное серое платье, достававшее до щиколоток, и такой же серый жакет с поднятым воротником. На среднем пальце правой руки красовался перстень с изумрудом внушительных размеров. В ушах висели платиновые серьги с бриллиантами, полускрытые седыми волосами. Несмотря на возраст и седину, Люсинда обладала атлетическим сложением и удивительно моложавым лицом.

– Мне нравится здесь, – сказала Элли, стремясь перехватить инициативу в разговоре. – А если мне нравится школа, то я и учиться стараюсь как можно лучше. – Вспомнив, что без содействия Люсинды она бы здесь не училась, Элли сочла нужным добавить: – Спасибо, что помогли мне перевестись в Киммерию.

– Это не составило мне никакого труда, – произнесла Люсинда, пронизывая внучку взглядом. – Ты умна. Так, по крайней мере, мне сказала Изабелла, и теперь я вижу, что она права.

От ее слов щеки у Элли покрылись румянцем, но бабушкины похвалы не могли сбить Элли с намеченного пути. Вполне возможно, второго такого шанса ей не представится. Глубоко вздохнув, она сделала еще шаг по направлению к Люсинде и посмотрела на нее, взывая взглядом о понимании.

– Люсинда… Бабушка… – Последнее слово Элли словно попробовала на вкус и пришла к выводу, что ей понравилось. – Помогите мне понять, что происходит. А то я прямо не знаю, что и делать. Натаниэль забрал у нас Кристофера, который, в свою очередь, пытается завлечь в свои сети меня. Вы могли бы защитить меня от их происков? Я вас очень прошу…

Пока она говорила, взгляд Люсинды смягчился – правда, не слишком. Но ее слова успокоили девушку еще меньше.

– Ты уже давно находишься под моей защитой. И к чему вопрос «что происходит?» Разве Изабелла тебе не сказала?

Смущенная и обескураженная услышанным, Элли развела руками и произнесла:

– Изабелла сказала, что Натаниэль хочет захватить власть в организации и…

Бросив напряженный взгляд через плечо, Люсинда приложила палец к губам, приказав таким образом Элли замолчать, после чего жестом предложила проследовать за ней в оконную нишу – этот своеобразный альков, где до определенной степени можно было укрыться за стенами и шторами от людских глаз и ушей. По ту сторону оконного стекла снег валил с такой силой, что окружающий мир, казалось, исчез за его белой стеной.

– Сейчас обстоятельства складываются далеко не лучшим образом, и ситуация может представлять опасность. – Люсинда говорила тихо и быстро. – Особенно здесь. Среди тех, кто присутствует сегодня на балу, есть люди, которые выступают против меня и поддерживают Натаниэля. – Так что ты, прежде чем говорить, должна обдумывать каждое свое слово.

– Но почему? Почему они его поддерживают?

Люсинда оперлась локтем о подоконник, и Элли неожиданно для себя заметила, как от утомления и беспокойства углубились и стали более резкими окружавшие морщины вокруг ее глаз.

– Всю свою жизнь я работала, чтобы сделать жизнь в этой стране лучше. Но мир постоянно меняется. Некоторые люди становятся слишком богатыми, слишком могущественными. И огромная власть, которой они обладают, разрушает их. Кроме того, размываются границы дозволенного. А это очень опасно. – Она повернула голову через плечо и осмотрелась. – Я не в состоянии сейчас объяснить тебе всего, Элли. Неподходящее место и время. Но могу дать совет: не верь ни единой живой душе. Пока мы не узнаем, кто среди нас работает на Натаниэля, никто не может чувствовать себя в безопасности.

Пока она все это говорила, Элли стало казаться, что в коридоре с каждой минутой становится все холоднее. И хотя она совершенно не знала бабушку, заметила тем не менее проступивший в ее глазах страх. Элли вспомнила, что такое же выражение лица было у ее матери, когда она впервые спросила у нее о Люсинде.

– Мне очень жаль, – сказала она, – что мы с вами до сих пор не встречались.

– К сожалению, иначе и быть не могло, – вздохнула Люсинда. – Такое решение приняла твоя мать, а мне не хотелось давить на нее или делать что-либо вопреки ее воле. Мы с ней, в своем роде, подписали соглашение о невмешательстве в дела друг друга.

– Вероятно, вы испытывали сильную душевную боль, когда она, если так можно выразиться, отдалилась от вас.

Люсинда одарила ее оценивающим взглядом.

– Жизнь исполнена боли, детка, и я на твоем месте начала бы приучать себя к этой мысли прямо сейчас. И боль эта, увы, не уходит, а обладает свойством аккумулироваться, накапливаться. Как… снег. – Люсинда посмотрела в окно. – Так что надо привыкать жить с болью, уметь договариваться с ней, чтобы не слишком давила. Такой подход сильно облегчает существование.