Наследие

Кэролайн покраснела и поднялась, чтобы зажечь лампу, вечер был хмурым. Желтый свет засиял на черных косах и смуглой коже. Кэролайн почувствовала себя каким-то призраком, словно Сорока была реальной, а она сама не вполне. Не совсем из плоти и крови, не совсем настоящая. Даже лампа освещала ее по-другому.

– Ты думаешь… Белое Облако могла бы и мне помочь? – выговорила она с трудом, почти прошептала.

Сорока так ласково и сочувственно взглянула на нее, что Кэролайн, опустив голову, уставилась перед собой, на горошины, которые расплывались перед глазами.

– Я могу ее спросить. Хотите, чтобы я спросила? – улыбнулась Сорока.

Кэролайн не могла говорить, только кивнула.

Спустя какое-то время Кэролайн подошла к окну и увидела, что на землю падают первые капли дождя. Не яростная буря и не страшная гроза, а просто струи воды, отвесно падающие с неба. И ни дуновения ветерка. Кэролайн слушала, как капли стучат по крыше, как вода с журчанием льется по водосточным желобам, а оттуда в резервуар. Она не сразу поняла, отчего ей так тревожно. Дождь подбирался медленно, а пришел он с северо-запада, с той стороны, куда утром поскакали мужчины. Они не могли не видеть, как собирается дождь, как ползут из-за горизонта серые тучи. Дождь должен был накрыть их гораздо раньше, чем добрался до ранчо, а их до сих пор нет. Не стали бы они охотиться под таким ливнем, а сейчас уже и вовсе поздно. Сорока поставила на плиту жаркое из кролика и ушла к себе вот уже час назад. Стол накрыт, жаркое давно готово. Кэролайн потерла щеткой потемневшие от гороха пальцы, почистила ногти. Она стояла у окна, и с каждой каплей дождевой воды ее тревога росла.

Когда ей показалось, что она видит на горизонте всадников, дело уже было к ночи, и в сумерках почти не удавалось их различить. Только две шляпы, это она рассмотрела. Только два всадника, а третьего нет. Сердце заколотилось в груди – не быстро, но очень сильно. Ровные, медленные, мощные удары, они причиняли ей боль. Только две шляпы, а когда подъехали ближе, стало видно, что и лошади только две. А потом они совсем приблизились, и она разглядела двух лошадей мышастой масти и ни одной вороной.

Глава пятая

Ведь я возрос

В огромном городе, средь мрачных стен,

Где радуют лишь небо да созвездья.

Сэмюэл Тейлор Колридж. Полуночный мороз[18]

На второй день Рождества я просыпаюсь от голосов на кухне, клокотанья чайника на плите, журчания льющейся из крана воды и урчания водопроводной трубы, проложенной прямо в стене возле моей кровати. Эти звуки так живо напоминают мне детство, что на мгновение я замираю и лежу с головокружительным ощущением, что время повернуло вспять. Похоже, я проснулась последней, как оно всегда и бывало. Не успев проголодаться, все еще отяжелевшая после вчерашней сытной еды, я, набросив халат, поднимаюсь на чердак, достаю из чемодана Кэролайн костяное кольцо и несу его вниз. На лестнице я вдыхаю густой аромат кофе и жареного бекона, и в животе у меня бурчит от голода.

Семья, все четверо, уже за столом, который накрыт как полагается – тарелки и приборы, кружки для кофе и огромный кофейник, блюдо с беконом и яичницей, аккуратная горка тостов. Как мне все-таки нравятся эти родительские причуды! Самой бы мне в жизни не пришло в голову накрывать стол для завтрака и складывать тосты горкой, вместо того чтобы шмякнуть один себе на тарелку. Вот они, четыре человека, которыми я дорожу больше всего на свете, сидят за столом. Я на секунду прислоняюсь к дверному косяку и загадываю желание – хочу, чтобы так было всегда. Теплый пар в воздухе, посудомоечная машина, вздрагивая, совершает свой шумный цикл.

– А… Ты все-таки решила почтить нас своим присутствием, – сияет папа, наливая мне кофе.

– Не придирайся, папуль, еще только девять часов. – Зевнув, я не торопясь подхожу к столу, присаживаюсь на скамейку.

– А я уже выходил на улицу, чтобы натаскать хвороста, – хвалится Эдди, густо намазывая тост шоколадной пастой.

– Хвастунишка, – укоряю я.

– Эд, ты собираешься есть свой тост с нутеллой? – многозначительно спрашивает Бет.

Эдди подмигивает ей, откусывая большущий кусок, на щеках у него появляется шоколадная улыбка.

– Как спали? – спрашиваю я родителей.

Они заняли ту же спальню, что и всегда. Здесь такое множество комнат, выбирай какую хочешь, а мы все, как послушные дети, расположились в своих, привычных.

– Прекрасно, Эрика, спасибо.

– Мам, смотри, вот эта штучка, о которой я тебе говорила, я нашла ее среди вещей Кэролайн… – я протягиваю ей кольцо, – рукоятка, по-моему, из кости или чего-то вроде того.

Мама вертит вещицу в руках, недоверчиво глядя на меня:

– Это не колокольчик, дурочка, это детское зубное кольцо. Да какое изящное. Это слоновая кость, не простая… а серебряный колокольчик служит погремушкой. Двойная функция.

– Зубное кольцо? Серьезно?

– Очень старомодное, конечно, но это именно оно.

– Я недавно видел что-то подобное в «Турне антикваров»[19], – добавляет отец.