Наследие

Вдруг Аля ногой в стол топнула, руки вверх вскинула и возопила изо всех сил:

– Побед!!!

Открылись рты у заёбанцев.

Лицо Хвана словно застыло. Но ненадолго. Губы жестокие разошлись. И рассмеялся довольно командир партизанского отряда ЗАЁ.

И засмеялись все, захлопали: победа!

Аля на столе стоит. А вокруг – гул и шум победный.

Стали скандировать:

– Победа! Победа!

Доволен Хван, довольны партизаны.

Поднял командир руку. Стихло всё.

– Сплясала нам эта девка танец победный, – Хван произнёс. – За это – жизнь и свободу ей дарим. Слезай!

Слезла Аля со стола.

– Одевайся и уходи.

Аля через труп Тьян переступила – и к Хвану. Упала на колени, снова руки на груди скрестив:

– Баратец! Баратец моя! Отпуст со мной, пжлст!

– Брат? – Хван на обслугу уёбанскую глянул.

Оле к сестре пошёл, прихрамывая.

– Баратец!

– Забирай своего братца.

– Спсб! Спсб! – Аля склонила голову, булыжников пола касаясь.

Оле стал помогать ей одеваться. Аля на инвалида, вместе с обслугой притулившегося, взглянула. И снова – на колени перед Хваном:

– Пжлст!

– Чего ещё?

– Дедушко! – пальца обрубком на инвалида указала.

– Чего – дедушко? – Хван недовольно губу выпятил.

– Докатор! Он Оле лечите будет! Нога!

Хван глянул на старика белобородого и безногого. Его опухоль в пол-лица вызвала у командира лёгкой брезгливости гримасу.

– Забирай и его!

Через несколько минут Аля, Оле и инвалид выбрались из развороченного взрывом входа в пещеру уёбанскую. И на лёд реки замёрзшей ступили.

Остановилась Аля. Руки к лицу прижала. Заплакала и на лёд села бессильно. Оле ей руку на голову положил:

– Ад ноупле свобода.

Вздохнул и добавил:

– Хрипонь спасибо тебе пристошон.

Аля плакала. Инвалид, от льда руками отталкиваясь, подволок своё тело.

– Хотели они, чтоб ты сплясала. А твоя пляска – свободе смазка. Так сплясать – не потрохом потрясать. Низкий тебе мормон… поркон… нет, – поклон с четырёх сторон!

Он склонил свою голову, бородой седой льда касаясь.

Аля схватила брата руку, прижала к лицу своему и разрыдалась.

– Ну, пристошон торфэ… – Оле пробормотал, носом шмыгнув.

Инвалид шапку на голову нахлобучил:

– Сделало твоё тело великое дело – оно им правду сказало, да всё рассказало, поверили они тебе, да и отпустили тебя на бролю, хролю… на волю, потому как правда – глаза колет. Правду на хлеб не намажешь, в магазине не закажешь. Правда ночи… очи всем ест, кто окрест. А нам всем теперь – святой крест!

Инвалид перекрестился. Из пролома пещерного глухие выстрелы раздались.

– Добивают ненужных, им непотужных. Поспешимте, милые, пока не запахло завилами… давилами… могилами.

Они двинулись по льду, прочь от пещеры.

Меж тем погода испортилась: солнце, утром на небе февральском сияющее, за тучами скрылось. Ветер задул, мокрый и крупный снег принёс. Трое прошли по льду, но потом предложил инвалид:

– Надобно к железной дороге идти. Там есть пути. А тут кругом – мес, лес, деревья да зверья-поверья…

Сошли со льда и двинулись по снегу. И различили в снегу следы Геры и Жеки.

– Двое драчунов к дороге пошли! Пойдёмте за ними, пока нас не нашли! – инвалид предложил.

– Ад ноупле точно, – Оле кивнул.

Двинулись по следам.

В снегу инвалиду стало тяжело тело своё на руках перетаскивать. Аля и Оле стали помогать ему.

Гера услышал крик Жеки уже в лесу, когда от реки отошёл пару вёрст. Остановился он, обернулся.

– Погоди! – хрипло Жека прокричал.

Гера подождал. Жека брёл, за локоть разбитый держась. Из-под шапки лицо расквашенное глядело, с глазом заплывшим. Гера сигареты достал, закурил.

– Погоди. – Жека дошёл, запыхавшись.

– Ну? – Гера холодно на него глянул.

Жека тяжело дышал молча. Пожевал разбитым ртом, сплюнул кровью на снег.

– Дай закурить.

Гера протянул ему пачку полупустую. Тот вытащил сигарету, сунул в губы распухшие:

– Огня нет у меня.

Гера зажигалку протянул. Закурил Жека. И сразу по привычке дым в рукав ватника выпустил. Гера курил молча, на Жеку не глядя.

– Давай это… в натуре… – Жека пробормотал.

– Чего?

– Ну, без обид.

Гера хмыкнул. Помолчали.

Снег, начавший падать с неба низкого, серого, густился.

– Ты к железке?

– А куда ещё?

– По их следу вчерашнему?

– Позавчерашнему.

Жека на небо глазом своим здоровым глянул:

– Валит. А коль следы завалит?

– Не завалит. Вон колеи какие.

Жека глянул под ноги:

– Ну да…

Сплюнул кровью на санный след:

– Да, бля…

Они курили молча. Жека рассмеялся устало:

– Бля… это… пиздец!

Молчал Гера, дым пуская.

– В общем, ты это, братан…

– Чего?

– Ну… благодарю.

– За что?

– За то, что меня отпиздил.

Гера смотрел, с сигаретой в зубах.

– Если б не отпиздил, не шли бы мы с тобой здесь.

Гера потянул разбитым носом. И промолчал.

– Так что… вот.

Жека руку Гере протянул. Помедлив, Гера свою протянул. Они рукопожатием обменялись.

И пошли дальше по санному следу, снегом мокрым засыпаемому.

Оле, Аля и инвалид медленно двигались по следам Геры и Жеки. Снег усилился.

Вошли в лес и остановились передохнуть.

– Мне бы эти… мрыжи… лыжи какие-нибудь, – инвалид тяжело дышащий пробормотал. – Тяжко снег месить. Это как свечи чёрныя гасить.