Они стали с трудом вставать. С одежды их посыпалась корка снежная, за ночь намёрзшая. Одна из льдинок попала инвалиду в глаз закрытый. Инвалид вздохнул тяжело. И разлепил веки. Обнявшись, трясясь руками и ногами окоченевшими, Аля и Оле стояли. Попытались с места двинуться. Это было трудно – ноги и тело дрожали, не слушались.
Серые губы инвалида открылись.
Выполз шёпот хриплый из губ его:
– Ма… ша… не гори…
Олень серебристо-серый, с рогами ветвистыми, нёсся тяжело по снегу, наст пластовой круша. Хррато и Плабюх на конях своих вороных, усталости не знающих, преследовали его. Плабюх стала слева обходить оленя, на брата его выгоняя:
– Айя-а!!
Метнулся вправо олень.
Натянул Хррато тетиву живородящую.
– Ромм!
Стрела со свистом оленю в бок впилась. И словно силы ему добавила: кинулся он что есть мочи напрямки, ломанулся через кустарник, снег с рябинок, багульника да волчьего лыка на себя осыпая.
Всадники леопардовые на конях вороных за ним метнулись.
– След всё занёс, занёс след… – Аля ходила между стволов пихтовых, ища вчерашние следы, по которым шли. – Нет, нет!
Она руками всплеснула.
– Нет!
– Ад ноупле… нет хрипонь. – Согревшийся немного от движений собственных Оле ходил, прихрамывая, рядом с сестрой.
Вокруг блестел равнодушно снег.
– Надобно найти. – Инвалид сидел возле головешек, за ночь обледеневших.
Он мял руками культи ног своих, спрятанные в укороченные, кожей подшитые ватные штанины, приводя их в чувство. Борода его заиндевелая тряслась.
– Нет след! Нет след! – сокрушённо головой Аля качала. – Как идёт? Куда? Как мы доходи?!
– Замело ад ноупле вовгрэ… – Оле бормотал. – Никаких… ничего мормораш…
Бормотал инвалид:
– Плохо… следов нет….
Обхватил себя за плечи:
– Бьёт меня… орбоб… озноб… не дотащите вы меня… не смогу я…
– Куд идте? – Аля ходила по снегу, по сторонам оглядываясь.
Лес красивый, равнодушный стоял вокруг.
– Ад ноупле… ад ноупле…
Оле к дереву подошёл, стал мочиться. Закончив, к сестре вернулся:
– Есть хочу.
– Нет есть! – сестра вскрикнула. – Нет дороге! Нет тепло!
– Тепло… холод… бьёт с ночи… колотит… – старик бормотал.
– Ад ноупле идти вовгрэ надо.
– Куд? Куд??
Заплакала Аля, бессильно на колени в снег упала.
– Без меня… идите… я тяжёлый… руки трясутся с ночи… – старик бормотал. – Смерть рядом… снежок-то… дружок-то… снег снегу глаз не выклюет…
И рассмеялся, трясясь.
– Куд? Куд?? – Аля плакала.
– Поездов не слыхать ад ноупле хрипонь…
Брат присел рядом с сестрой, обнял её.
– Снег снегу глаз не выклюет… погоди… глаз… глаз…
Он вспомнил что-то важное и поднял руку трясущуюся:
– Глаз! Говорый… розовый! Розовый глаз!
Аля плакала, Оле обнимал её.
Инвалид зашевелился:
– Слушайте! Помощь! Великая! Надобно просить… надобно подносить… подарок… мокровище… сокровище… дар!
Оле глянул на старика:
– Ад ноупле отморозило морморош мозги ему…
– Слушать! Сюда!! – выкрикнул старик изо всей мочи.
Аля и Оле уставились на него.
– Хотите плыть… выть… то есть жить?! Жить?!
Близнецы молчали.
– Вам помогут, – произнёс старик грозно и серьёзно.
И понял вверх палец.
– Мне так он помог. И вам поможет. И нам поможет!
Близнецы смотрели на этого странного грузного старика с заиндевевшей бородой и золотым разбитым пенсне на большом синем носу. Солнце блестело в единственном треснутом стёклышке этого пенсне.
– Надо делать, чтобы по-мо-гли!! – закричал старик протяжно.
Эхо от его голоса наполнило утренний зимний лес.
– Иди сюда! – приказал он Оле, махнув рукой властно.
Тот подошёл к старику.
– У тебя есть с собой что-то боровое… что-то дорогое?
– Ад ноупле нет денег.
– Что-нибудь? Ну, пошарь в карманах!
Оле послушно в карманах пошарил, умницу достал.
– Ад ноупле, сдохла.
– Сдохла? Это не дорогое! Это не дар! Что ещё есть? А у тебя что есть?
Аля подошла, слёзы вытирая:
– Ничег.
– Ничег! И у меня ничег! Нет! Врёшь! Чег! Чег!!
Он снял пенсне со своего носа.
– Золото!
И помахал пенсне победно:
– Есть дар!
Близнецы смотрели на него как на сумасшедшего.
– Теперь надо круг, круг сделать… нет, погоди! Равное… славное… главное забыл: кровь! Кровь белой вороны! У нас же её нет! Тогда была! А сейчас – нет! Не-е-е-ет!!
Старик закричал со злой обидой, махая пенсне.
– Кровь белой вороны! Кровь белой вороны… ммм… – застонал он и с горечью бородой затряс. – Кровь белой вороны… нет… её… ах ты…
– Белый ворона? – спросила Аля и вдруг рассмеялась, слёзы вытирая. – Я – белы ворона!
Старик непонимающе-скорбно на неё глянул.
– Я! Белы ворона! Белы ворона! – Аля расхохоталась и снова рухнула на колени. – О, белы ворона! Белы ворона! Они говорят! Белы ворона, в туалето сходи, умойсь!
– Что… она это? – недовольно старик на Оле глянул.
– Ад ноупле в школе дразнили корборан. Идиоты.
– Белой вороной?
– Да, тормез триста. Так и звали Альку ад хрипонь: белая ворона, ад ноупле, иди сюда. Я за неё норморош дрался сливхэ…
– Ты – белая ворона?! – старик вскрикнул.
– Я белы ворона… белы ворона… – Аля смеялась, раскачиваясь. – А-ха-ха! Белы ворона! Забыл я, забыл!
Старик по карманам пошарил, но ничего не нашёл:
– Чёрт… всё порастерял, старый дурак… у вас есть что-то дострое… мострое? Острое?! Нож, булавка? Гвоздь? Иголка? Острое?!