Наследие Чингисхана

Таким образом, всякий внеконфессиональный подход к вопросу о соединении церквей таит в себе внутренние противоречия. Практически это обстоятельство, конечно, неважно, ибо решать вопрос о соединении церквей (если такое решение вообще возможно) будут не внеконфессиональные христиане, а представители вероисповедований, «церквей», собравшиеся на Соборе. Как же может смотреть на этот вопрос человек, стоящий на конфессиональной точке зрения, т. е. Действительно принадлежащий к данному вероисповеданию и искренне убежденный в том, что та церковь к которой он принадлежит есть единственная истинная Христова Церковь? Совершенно очевидно, что такой христианин во всяком другом христианском вероисповедании может видеть только ересь или в лучшем случае схизму, а потому, соединение церквей может представлять себе только в виде обращения еретиков и схизматиков и присоединения их к единственной истинной Церкви, к которой он сам уже принадлежит. Но совершенно очевидно также и то, что такой взгляд практически исключает возможность соединения, ибо каждая церковь считающая себя истинной будет рассуждать совершенно так же. Принять другой взгляд значило бы для Церкви усомниться в своей истинности и непогрешимости. С еретиками Церковь может встретиться на Соборе только для того, чтобы этих еретиков обличить, принять от них покаяние и тогда присоединить их к себе. Но она не может поучаться у еретиков. Это значило бы признать самое себя ересью, что для церкви невозможно. Все это отнюдь нельзя понимать как проявление упрямства, самолюбивого охранения своего престижа. Такие мерки были бы приложимы, если бы речь шла об отдельных людях, но не о Церкви. Отдельный человек, член Церкви, распространяющий свое учение, может принести это свое учение на Собор той Церкви, к которой он считает себя принадлежащим, с тем, чтобы подвергнуть это учение суду церкви. И если церковь осудит его учение он должен отказаться от него, ибо тогда это учение станет лжеучением, ересью, не отказавшись от которой нельзя продолжать быть членом церкви. Если бы такой человек, несмотря на осуждение церкви не захотел отказаться от своего учения, его, действительно, можно было бы упрекать в упрямстве, в гордыни, в самолюбии, и прежде всего в неповиновении: отлучение явилось бы для него заслуженным наказанием. Но дело совершенно меняется, когда речь идет не об отдельном члене церкви, а о самой церкви. Ведь на предполагаемом Соборе церковь встретится с еретиками, с людьми для нее внешними. Их суд для церкви не может иметь никакой обязательной силы. И т. к. Церковь отличается от частного человека непогрешимостью своих суждений и правом судить (при чем эти признаки для церкви не случайны, а существенны, и без них церковь не церковь), то к ней предикаты гордыни или самолюбивого упрямства неприменимы. Отдавать свои учения на суд еретиков церковь не может. На Соборе она может только сама судить учения еретиков, принять из этих учений то, что окажется в согласии с ее собственными учениями, и отвергнуть остальное. Но для этого прежде всего необходимо, чтобы сами эти еретики добровольно отдали себя на суд церкви, чтобы они признали право церкви судить их. И вот в этом то обстоятельстве и заключается главное, непреодолимое препятствие. На том Соборе, который мы должны себе представить как путь к соединению церквей, каждая церковь будет претендовать на право судить другие, рассматриваемые ею как ереси, и ни одна не будет в состоянии признать за другой право судить ее. В этом принципиальное отличие этого воображаемого Собора от всякого другого. Во всяком другом Соборе у всех членов есть общая отправная точка, — авторитет той церкви, к которой все они себя сопричисляют. Представители двух противоположных учений спорят друг с другом, защищая каждый свои положения, с тем, чтобы сделать эти положения достоянием церкви, а церковь в своем целом производить суд между ними и вырабатывает свою точку зрения, которая раз будучи установлена, приобретает обязательную силу для обеих сторон. В воображаемом же Соборе ничего подобного не будет, ибо там сойдутся не члены одной церкви, объединенные повиновением единому авторитету общей для всех них церкви, а две (или больше) самостоятельные церкви, считающиеся каждая лишь с своим авторитетом и заранее признающие всех других членов Собора отлученными от церкви еретиками. Дело практически не изменится, если все члены Собора будут стоять на упомянутой выше точке зрения внеконфессиональной церковности. Мы ведь уже указали на то, что эта точка зрения приводить к отрицанию существования истинной церкви, к признанию всех церквей одинаково ложными, т. е. к добровольному самоотлучению от церкви. Вставши на такую точку зрения, все члены Собора должны были бы самих себя и друг друга признать одинаково еретиками, а самый Собор — сборищем еретиков. Практически это не привело бы ни к чему, ибо главный момент, необходимый для успеха Собора, — признание единого авторитета, — все-таки отсутствовал бы.