Наследие Чингисхана

Демократический строй представляет совсем иной тип отбора правящего слоя. Формально отбор этот производится по признаку отражения общественного мнения и получения общественного доверия: т. е. к правящему слою принадлежит всякий, кому известное (сравнительно значительное) число лиц данной местности при помощи голосования доверяет отражать мнения этой группы лиц. Но фактически дело обстоит, конечно, иначе. Правящий слой при демократическом строе состоит из людей, профессия которых состоит не столько в улавливании и отражении фактического общественного мнения разных групп граждан, сколько в том, чтобы внушать этим группам граждан разные мысли и желания под видом мнения самих этих граждан. Сюда, следовательно, входят активные члены партий, руководители разных профессиональных организаций, журналисты, профессиональные ораторы и, наконец, столь же профессиональные депутаты. Весь этот слой представляет собой нечто довольно однородное (несмотря на обязательную, вызванную самой техникой политической жизни многопартийность), так что всякий новый человек, вступивший в эту среду, либо ею ассимилируется, либо извергается вон.

Демократический строй, обычно соединяющийся с плутократическим, предполагает не только особый экономический строй и целый ряд специфических политических институтов, но также и известные особенности культуры. Характерным для этого строя является государственный минимализм, т. е. невмешательство государства в большинство отраслей культуры и быта, откуда — кажущаяся независимость и автономность всех этих отраслей (например, свобода науки, свобода искусства, свобода производства и т. д. и т. д.) [107]. Не подлежит сомнению, что наиболее естественной и нормальной формой правления при демократическом строе является республика, при которой демократический строй оказывается наиболее последовательно выраженным в сфере политической и культурно-политической.

IV

В современных странах европейской (романо-германской) цивилизации безраздельно господствует демократический (большей частью плутократическо-демократический) строй. И потому естественной формой правления для всех этих стран является республика. В тех странах, в которых еще имеется монархия, она держится как простой пережиток прошлого, по существу бессмысленный и ненужный, но в то же время безобидный, никому не мешающий, а потому до поры до времени неупраздняемый.

Можно сказать, что в современных европейских монархиях монархи только терпятся. Но фактически ни в одной из этих стран не имеют ни настоящей власти, ни настоящего престижа. Последнее особенно характерно и особенно бросается в глаза. Именно благодаря отсутствию настоящего престижа монарх и его двор утратили способность влиять хотя бы только на внешние формы быта и культуры и вынуждены плестись в хвосте у цивилизации во всех отношениях. Прежде все старались причесываться и одеваться так, как это было принято при дворе, или даже так, как это делают члены царствующего дома. Теперь как раз наоборот, члены царствующего дома стараются в отношении моды «не отставать» от «всех», равняются «по большинству»: королевы и принцессы носят стриженые волосы, потому что теперь «все так носят». Короли и принцы одеваются так, как предписано модным журналом. В быте, в обращении с людьми, в своих вкусах, убеждениях и интересах монархи и их родичи стараются ничем не отличаться от массы: они боятся показаться слишком старомодными, а за фактической невозможностью (следствие отсутствия престижа) создавать новую моду и задавать тон они вынуждены подчиняться чужой моде. Все это, конечно, совершенно естественно при демократическом строе, но в то же время глубоко противоестественно для монархии, как таковой: двор утрачивает не только политическое, но и культурное значение и, следовательно, становится просто ненужным. Таким образом, в современном мире европейской (романо-германской) цивилизации монархия пережила себя. И конечно, причиной этого является то, что аристократический строй сменился демократическим или плутократическо-демократическим, для которого естественной формой правления является не монархия, а республика. Однако отнюдь не следует думать, будто республика в современном «цивилизованном мире» была, в противоположность монархии, вполне жизненной и современной формой правления. Дело в том, что демократический строй, явившийся на смену аристократическому, сам уже проявляет, хотя еще и не повсюду, признаки обветшания и разложения. «Кризис парламентаризма» и «кризис демократии» — факты, не подлежащие сомнению, как бы ни закрывали на них глаза ветераны либерализма.