Наследие Чингисхана

Все эти промахи в изложении фактической стороны дела, конечно, весьма естественны и понятны, если принимать во внимание полную зависимость г-на Уэллса от своих информаторов и его трезвую благожелательную доверчивость. Но что в книге Уэллса особенно замечательно, это его впечатления от личных бесед с корифеями большевизма. Характеристики, которые он дает этим людям и их работе, поистине неожиданны. Прежде всего, оказывается, что самая основная и типичная черта большевиков и большевизма есть честность. Об этой черте Уэллс говорит настойчиво несколько раз. Даже в красном терроре он усмотрел что-то «честное». Но, кроме этого несомненного достоинства, г-н Уэллс признает у большевиков и недостатки. Недостатки эти, впрочем, совсем не те, которые приписываем им мы: главные недостатки большевиков, по мнению г-на Уэллса, — это неопытность и наивность. Заметьте, что дело идет не о каких-нибудь матросах или красноармейцах, а о вождях большевизма, о руководителях советской политики, которые сумели обойти правительство Вильгельма и вот уже более двух лет искусно водят за нос всех корифеев европейской дипломатии с Ллойд Джорджем и Вильсоном во главе, — оказывается, все это — по наивности и неопытности. Особенно наивен Зиновьев. Он не имеет никакого представления о том, что происходит в Ирландии, и все силится понять, кто из борющихся там сторон — пролетарии и кто буржуи. А когда Уэллс стал расспрашивать этого неопытного простака, что именно он делал в Баку на съезде азиатского пролетариата то оказалось, что тот и сам не знает, зачем туда ездил. И такое же впечатление бесконечной наивности производили на Уэллса все большевики, с которыми ему приходилось встречаться, кроме разве Ленина, хотя и тот под конец сорвался и начал занимать своего собеседника каким-то детским лепетом об электрификации России. Мы совершенно не сомневаемся в том, что во всех подобных беседах, происходивших во время путешествия по России г-на Уэллса, одна из участвующих сторон была детски наивна. Но были ли этой стороной именно большевики — в этом позволительно усомниться. Одно из двух: или большевики сумели прикинуться дурачками, или г-н Уэллс со своим чисто английским желанием свести все «на простоту» настолько уверен в непогрешимости своего простого и трезвого здравого смысла, что уже заранее считал всякого подходящего к нему человека наивным простаком.

В общем г-ну Уэллсу большевики скорее понравились. Немножко, правда, наивные и простоватые, увлекаются каким-то скучнейшим Марксом, верят каким-то сказкам о таинственном заговоре международного капитала, но в общем — милые люди и, главное, честные. Зато остальные русские — ниже всякой критики. Крестьяне — бессмысленные полуживотные; интеллигенты — никчемные болтуны, а генералы — так просто разбойники. Большевики в конце концов — единственные люди, с которыми можно разговаривать. Прямо удивительно, как могла существовать Россия раньше, когда эти люди не стояли у власти! Во всяком случае, если теперь на место их сядут какие-нибудь другие русские, то ничего путного они не сделают, а будут только пьянствовать и развратничать.

Таковы общие впечатления г-на Уэллса о России и русских. Следует заметить и особенно подчеркнуть, что он не только не коммунист, но даже и не марксист, что он считает коммунизм утопией и большевистские эксперименты — обреченными на неудачу. Какой же вывод он делает из всего этого, какой план решения русского вопроса кажется ему наилучшим?

План Уэллса состоит в том, чтобы буржуазные государства, особенно Америка, признали русское совета правительство, оказали бы ему полную поддержку и вступили бы с ним немедленно в торговые сношения, образовав для этого особые тресты и консорциумы, ибо большевики по принципиальным соображениям могут торговать лишь с анонимными коллективами, а не с частными людьми. При этом иностранные государства должны всячески стараться поддержать русскую советскую власть, помочь ей окрепнуть, направлять своими мудрыми советами создание коммунистического хозяйства, с которым большевики одни в силу своей наивности и неопытности справиться не могут. В свою очередь, русские коммунисты, увидев столь благожелательное отношение к себе со стороны буржуазных государств, перестанут стремиться к всемирной революции, ибо поймут, что благосостояния коммунистической России можно достигнуть и без этого. Таким образом, в мире установится рай: в России будет коммунизм, в остальных странах — разумно-либеральный капитализм. Suum quique[120].