Вэнс остановился рассмотреть табличку с названием улицы на красном кирпичном здании. Кайзерграхт — да, именно она ему и нужна. Часы на башне пробили семь. До назначенного ужина еще полчаса. Вэнс свернул налево и мельком заметил в соседнем квартале фигуру, трудно различимую из-за дождя. Уличные фонари только что включили, но ливень их затемнял; капли, словно крупные стеклянные шарики, косо падали на старую мощеную улицу, а иногда и за ворот плаща.
Эриксон быстро пошел по другой улочке. Оглянувшись, заметил, что из-за угла появилась та же фигура и медленно двинулась к нему. Вэнс остановился. Человек тоже. Вэнс снова пошел — и человек продолжил преследование.
Бессмыслица какая-то. Хотя последний месяц все было бессмысленно.
Во-первых, эта безумная поездка домой в Санта-Монику. Там хранилась б
Сколько прошло, три месяца? Примерно. Три месяца назад Пэтти предъявила ему свой список. Может, все было бы не так плохо, если бы не он. Они были женаты два года. Да, у них бывали проблемы, но так у всех пар. Ей хотелось надежности, ему хотелось приключений. В этом заключалось основное различие. Еще ей были нужны
Вэнс и не понимал, насколько все плохо. Может, просто не хотел замечать. Снова и снова он спрашивал себя, как же все зашло так далеко, а он и не заметил. Но случилось то, что случилось, — однажды в прохладное майское воскресенье Пэтти оторвала его от газеты, сухо сказав: «Я хочу развестись».
Было больно. Есть кто-то другой? — спросил Вэнс. Есть. От этого тоже было больно. Доверие стало одноразовым товаром. Все причиняло боль, но самым разрушительным оказался список-. Свежие белые листы, аккуратные колонки и ряды, расчерченные в «Экселе», — маниакальный порядок в стиле Пэтти. В списке перечислялось все, что Вэнс купил, сколько это стоило, когда и где было приобретено. Ему запомнился последний пункт — огромный домашний кинотеатр с плоским экраном, стоивший 10 000 долларов, купили его только в январе. Она не особо смотрела кино, ей просто нравилось им владеть. Его, заявила Пэтти, она заберет с собой. Остальное можно поделить.
Список она составляла с тех пор, как они поженились. Будто с самого начала смотрела на брак как на нечто временное — вот от чего было больнее всего. Куда делись мысли про «навсегда»? Если веришь в «навсегда», списки не нужны.
Да, думал сейчас Вэнс, идя по Амстердаму, дьявольская поезд очка домой. Но он смог это выдержать. Смог забрать заметки по да Винчи и какую-то одежду, прежде чем демоны наделали в душе новых дыр. Тогда он еще подумал: если все сжечь, испепелит ли это и внутренних чертей?
Но времени на хандру не было.
Харрисон Кингзбери горел желанием начать поиски и через три дня после пресс-конференции снова отправил Вэнса в Мадрид. Кингзбери сам отвез его в аэропорт. Старик никогда не любил шоферов.
В Мадриде и начались проблемы. В аэропорту его встретил заведующий коллекцией да Винчи Национальной библиотеки и сразу же начал извиняться.
— Мы понятия не имели, что это был мошенник, понятия не имели, — повторял невысокий мужчина. — У него были выправлены все документы, все удостоверения, даже письмо на папском бланке…
О чем он говорит? — беспокойно подумал Вэнс.
Почти час ушел на то, чтобы добиться объяснений от смятенного заведующего.
— Это случилось почти месяц назад, — сказал тот, — пятого июля появился человек, заявил, что он помощник Папы и приехал с просьбой одолжить на время дневник де Беатиса. У него было письмо, подписанное первым референтом Папы, где тот просил ссудить книгу Библиотеке Ватикана для изучения… Конечно, мы были счастливы помочь Святому Отцу, — едва не плакал заведующий. — Откуда мы могли знать? Когда дневник не вернули, как было обещано, мы связались с Библиотекой Ватикана. Они ничего и не слышали об этом человеке! Никогда! И в папском кабинете о нем ничего не известно. Это был самозванец!.. Да, — говорил заведующий, — о краже за явили в полицию, но если уж быть откровенным, надежда снова увидеть дневник невелика. Наверняка он попал в частную коллекцию какого-нибудь богатого мошенника. Похитители предметов искусства таковы, — философствовал он.
В тот же вечер Вэнс уехал из Мадрида, записав имена трех человек, которые осматривали дневник перед похищением, а также словесный портрет вора. Мужчина, «одолживший» ценную книгу, был высок и худ, с блестящими черными волосами, похож на церковника, а на правой стороне шеи у него было красное родимое пятно в форме птицы.