«Наследие Дерини»

После чего он развернулся и двинулся вниз по ступеням, натягивая перчатки, и вскочил в седло крупного серого жеребца, которого теперь держал в поводу Катан. Он не решился оглянуться на жену и сына, оставшихся за спиной. Квирик протянул королю шлем с открытым забралом, украшенный золотым обручем, и когда Райс-Майкл надел его на голову, то внезапно осознал всю значимость происходящего. Стяг Халдейнов в руке Фулька… Всего лишь раз в жизни он скакал под этим знаменем по праву, как король Гвиннеда, в тот хмурый ужасный день собственной коронации, когда рассудок его был затуманен снадобьями, что давали ему сановники, а сердце жгла неутолимая боль и скорбь по погибшему брату, который должен был править вместо него.

Былая скорбь вновь вернулась и сжала горло. Ему хотелось самому взять в руки стяг, как это часто делал Джаван, но он знал, что подобное проявление независимости дорого обойдется ему, едва лишь они остановятся на привал, – если только Альберт сможет сдержаться и не отчитать его при всех задолго до этого. И все же стяг, символизировавший независимость Гвиннеда, теперь был как никогда близко, и именно ему надлежало охранять и защищать его. И, возможно, лишь теперь, наконец, Райсу-Майклу представится возможность отвоевать себе свободу, ради которой погиб его брат Джаван.

Конечно, это произойдет не сразу, но очень скоро. По крайней мере, на поле брани король способен отвагой заполучить то, чего не смог добиться робостью и послушанием в заточении, в котором находился эти шесть лет. Конечно, риск был велик, и прежде всего он рисковал навсегда потерять эту женщину в сером плаще, что сейчас держала за руку маленького мальчика в красном одеянии. Тех самых, что провожали его сейчас взглядами со ступеней… Но и победа принесла бы многое. Свободу и для них, и для него самого.

У него за спиной Катан с Удаутом тоже стали садиться в седло, причем Удауту стоило большого труда справиться со своим капризным скакуном, прежде чем он сумел направить его к дворцовым стражникам, которые должны были провожать короля до городских ворот. В душе Райса-Майкла возбуждение боролось с печалью. Он помахал рукой в перчатке всем тем, кто оставался в замке, стремясь в последний раз запечатлеть их образ в памяти. Затем развернул своего жеребца к воротам и, более не оглядываясь, двинулся следом за Раном и Альбертом. Кавалькада двинулась вперед довольно резво, поскольку туман вдруг обернулся противной моросью, и лошадям не терпелось согреться. Чуть впереди Удаут по-прежнему силился совладать со своим норовистым скакуном, который даже пару раз попытался встать на дыбы, пока всадник с силой не ударил его по шее, приводя к повиновению. Фульк при этом весело заметил, что если бы конь принадлежал ему, он давно бы приказал перерезать ему глотку или, по крайней мере, отправил на выпас к кобылам, на что Катан возразил, что и это был бы не самый лучший выход, поскольку свой скверный нрав жеребец передал бы и потомству.

Не слишком прислушиваясь к спору, Райс-Майкл ударил в бока своего коня и выехал чуть вперед, благополучно выбросив из головы Удаута с его неприятностями. Несмотря на все тяготы грядущих дней, он уже наслаждался ароматом свободы. Все эти годы он старался выезжать на конные прогулки, но ни разу ему не позволяли удаляться больше, чем на пару лиг от города.

Невзирая на дождь, вдоль улиц собрались толпы людей, приветствовавших своего короля, точно так же, как в свое время они приветствовали Джавана, а еще ранее Алроя.

Райс-Майкл наслаждался свободой по пути к городским воротам и даже начал понемногу успокаиваться, стараясь изгнать все тревожные мысли о том, что могло ожидать их в Истмарке, поскольку до прибытия туда оставалась еще целая неделя пути. Он даже осмелился робко прощупать окружающее пространство своими недавно обретенными магическими чувствами, – просто чтобы попривыкнуть немного к этим новым, незнакомым ощущениям. Это было безопасно, поскольку в такой толпе никто не заметил бы неладного, даже если бы среди горожан и нашелся какой-то Дерини, способный ощутить присутствие чужой магии.