Сейчас, пробираясь по слабо освещенным коридорам штаба, я думала о том, что не было ничего более постоянного, чем работа в геологических подразделениях. На всех базах они всегда были одинаковые. Где-то больше, где-то меньше, но в общем – с десятками огромных экранов, пищащими голограммами и хаотичной толпой геологов, день и ночь пропадающих за сложнейшими расчетами, – они все в точности копировали один другой.
Пристанище геологов в Диких лесах не было исключением. Среагировав на мое появление, система ожила, и ядовитый свет люминесцентных ламп озарил помещение. На несколько секунд я в растерянности замерла на пороге. Впервые с самого прибытия на базу мне удалось застать геологический отдел пустым. В последнее время я всерьез думала, что Дора тут ночевала. Мой взгляд скользнул на ближайшую панель со временем: четыре утра – похоже, даже у ее работоспособности был предел.
Проходя мимо рабочих мест, я провела рукой по выключенным панелям. Привыкнуть к порядкам местных геологов, как и изучить их слабые и сильные стороны, было нетрудно. Трудно было делать вид, что мы одного поля ягоды. Тактично не замечать, как Лора Карихтер постоянно ошибается в расчетах планетных сфер, удивленно недоумевать вместе с Максимом Гудушаури, почему расстояния между астероидами в поясе планеты Барнард в графической проекции не сходятся с действительностью, снисходительно смеяться над тем, как Рик Пауль из раза в раз путает названия и расположение звездных систем. В такие моменты, стискивая зубы из последних сил и сдерживая ядовитые порывы обплеваться и ткнуть коллег носом в позорные ошибки, я особенно часто вспоминала Рейнира, что за один подобный просчет вышвырнул бы их вон, предварительно облив саркастической желчью.
Условно всех, кто знал Рейнира, можно было разделить на два лагеря. Одни твердили, что у него отвратительный характер. Называли мерзким снобом, паразитирующим на чужих слабостях. Доказывали, что он пользовался привилегированным положением и ни во что не ставил своих сотрудников. Возмущались, что он то и дело превышал полномочия и нарушал все мыслимые и немыслимые законы. Другие – убеждали, что он гений, и преклонялись перед ним как перед божеством.
Рейниру же было абсолютно плевать на то, что о нем говорили и те и другие. По правде говоря, ему в принципе было плевать на все, кроме науки. Возможно, поэтому мы так сошлись. Два социопата, одержимые космосом и собственными амбициями, – когда-то мне казалось, что в мире нет никого, кроме нас.
Я помнила, как меня трясло, когда я впервые оказалась с Рейниром один на один. Его цепкий прищуренный взгляд, резкие движения, выдающие скрытого невротика, и тихий вкрадчивый голос.
– Мария Эйлер, верно? – бегло уточнил он, заметив у порога своей лаборатории. Что-что, а память у него, в отличие от моей, всегда была восхитительной.
В ответ я лишь испуганно кивнула. Мне было прекрасно известно, с какой легкостью и снобистским задором геолог избавлялся от негодных кандидатов.
– К завтрашнему утру мне нужен отчет по Мельнису, знаете, где это?
– Третья планета звездной системы Каас, обитаемые земли отдаленного региона, – прочистив горло, отозвалась я. – Территория бывшей Рианской империи. Юрисдикция Лехардов.
– Все данные и ключевые расчеты есть в базе. – Триведди махнул рукой в сторону экрана.
Бегло оценив данные на экране, я перевела на него растерянный взгляд. Сказать, что увиденное привело меня в ужас, – не сказать ничего.
– Мне нужно больше времени.
Рейнир усмехнулся:
– Не тряситесь. Вам же никогда еще не приходилось иметь дело с такими задачами, верно?
– Нет. Поэтому и прошу больше времени. – Кровь моментально прилила к лицу. – Аналитика данных не входит в бюджетную программу обучения, но я изучала… пыталась изучать этот раздел самостоятельно. Но если вы дадите мне шанс, – я замялась, – если это в ваших правилах…
Рейнир устало отмахнулся.
– У меня только одно правило, Мария, – сказал он, – я не работаю с идиотами. Сделайте отчет к утру так, как сможете, или нам с вами не по пути.
Я сдала работу ровно в срок, будучи уверенной, что Триведди вышвырнет меня сразу, как только увидит первые расчеты, но, изучив отчет за пять минут, он лишь зевнул и сказал: «Плохо, но не безнадежно». Он выкатил мне пару десятков комментариев, и мы начали работать. Не оставляя без внимания ни одну деталь, поначалу Рейнир критиковал все, что я делала, и я упустила момент, когда его ядовитые замечания переросли в полноценные уроки.
Он учил меня всему, что знал сам: аналитике звездных систем, выживанию в экстремальных условиях отдаленных уголков космоса, сложнейшим физическим расчетам космической плазмы, пока однажды наши уроки не возымели новый поворот. Едва мне исполнилось шестнадцать, я вдруг осознала, что, изучая мир, совсем не знаю себя – не понимаю, как расшифровать собственные чувства и желания, стоит Рейниру оказаться рядом.