Звук раздался позже и оказался еще более чудовищным, чем можно было ожидать. У него был привкус окровавленного мяса, шипящего на огне, а за шипением последовали взрыв и треск, точно человека разрывали изнутри. Зловонный маслянистый дым повалил у обвиняемого изо рта, и когда воительницы в ужасе бросили его на землю, он начал дергаться на песке. В конце концов из его ноздрей выплыло облачко сероватого дыма. Лицо, похожее на кусок расколотого угля, раскрыло рот в немом вопле.
Капризный и безжалостный пустынный ветер разорвал на куски его выгоревшую душу.
Байидун дайел снова повернулся к изумленной толпе. Ка Ату еще раз улыбнулся. Так улыбается фокусник, видя реакцию маленьких детей на его простейшие трюки.
– Ваша воительница сказала правду, – произнес он. – Этот мужчина действительно нанес оскорбление этой молодой женщине. Могу заверить вас, что больше он этого не сделает. Довольны ли вы теперь?
Аскандер прочистил горло.
– Нет?
– На самом деле, – произнес первый стражник, и в его голосе не было обычного спокойствия, – поскольку воительница принадлежит нам, а обида была причинена ей, правосудие также должны были вершить мы. Вам не следовало забирать эту жизнь.
Стоявшая за Хафсой Ани нервно кашлянула.
Осторожнее, Аскандер, – подумала повелительница снов. – Ты не знаешь этого человека, как знаю его я.
Лицо под золотой маской осталось неизменным.
– Ну что же, хорошо, представитель племени. Я задолжал тебе одну жизнь. Можешь оставить себе… эту.
Байидун дайел снова замер. Волны пробежали по золотому лицу от середины к краям, и маска опять застыла – гладкий, отполированный овал с прорезями для глаз, скрывающий лицо.
Байидун дайел свалился на землю, словно брошенная невнимательным ребенком тряпичная кукла. Присутствующие, включая зееранимов, атуалонцев и оставшихся байидун дайелов, отступили от распростертых на песке тел.
Но, конечно, не Дару. До этого момента Хафса Азейна не видела своего подмастерья и даже не знала о его присутствии, но одобрительно кивнула, заметив, что он не отступил ни на шаг.
То же самое можно было сказать о Хафсе Азейне, главной повелительнице снов всех племен. Она отряхнулась, как мокрая кошка, и прошла вперед, даже не поморщившись от вони горелого мяса. Она знавала кое-что и похуже.
И сама делала кое-что пострашнее.
Атуалонский мужчина был мертв – более того, его душа была выжжена из тела, – и она не стала обращать на него внимания, вместо этого склонившись над темным как ночь силуэтом байидун дайела. Хафса перевернула его тело лицом вверх, удивившись его легкости, хрупкости и тому, как легко ей это удалось. Толпа тихо ахнула, когда золотая маска упала на землю…
…Точно осыпались прошедшие годы, и Хафса Азейна снова была молодой матерью, отчаянно прижимавшейся к крепостной стене. Она заглядывала сквозь бойницу в комнату, где творились кошмары. Хафса знала это лицо, эту девушку. Она видела, как та умирала в руках Ка Ату много-много лет назад.
– Тадеах, – прошептала повелительница снов.
Хафса услышала другую себя, живущую во снах, кричащую от гнева и ужаса. Она взяла девушку на руки, не обращая внимания на перешептывания, проклятия и крики, не обращая внимания на песок, и ветер, и собственные слезы.
– О Тадеах!
На них упала тень, но Хафсе было все равно. Старшая единокровная сестра Сулеймы, которую Хафса любила как собственную дочь, открыла свои широкие синие глаза и улыбнулась.
– Зейна, – произнесла она. – Ты пришла. Я знала, что ты меня спасешь.
– Конечно, я пришла.
Хафса Азейна подавилась собственной ложью. Крупные горячие слезы лились у нее из глаз и падали на лицо девушки, пока в ее широких синих глазах не появились такие же кровавые слезинки.
– Как ты могла подумать, что я за тобой не приду?
– Как ты решилась бежать от короля дракона? – прохрипела девушка. На ее губах выступила кровавая пена, а кожа побледнела до смертельной белизны. – Никто не может идти против воли Ка Ату. Даже его… его собственная… дочь. – Веки девушки задрожали, и, издав хриплый вздох, она закрыла глаза. – Я так устала. Очень устала, Зейна.
Хафса Азейна наклонилась к ней вплотную, так близко, что ее губы касались девичьего уха. Она уже чуяла запах смерти.
– Останься со мной! – взмолилась повелительница снов. – Тадеах, прошу, останься.
Девушка еле дышала, ее губы почти не шевелились, но слова прозвенели в душе Хафсы Азейны, как камни, упавшие в пустой колодец.
– Ты сбежала, – прошептала девушка. – И оставила меня умирать.
8
Я сильнее, чем они думают.
У Дару снова задрожали ноги.
Он попытался сделать глубокий вдох, наполнить легкие воздухом, как учила его повелительница снов. Затем перевел взгляд туда, где высокопоставленная воительница обращалась к новым джа’акари – в первых рядах стояла Ханней. Она присматривала за Дару, когда тот был еще крохой, и хоть никто бы не мог поверить, что он это запомнит, он запомнил, точно так же как, наперекор ожиданиям, выжил, несмотря на то что появился на свет недоношенным и слабым, а его мать умерла вскоре после родов.