– Да, госпожа, – Кая поклонилась и вышла.
– Мика-сан, прошу, утолите моё любопытство, – Киоко не выдержала и слегка подалась вперед, – почему именно этот наряд, как так вышло? Вы ведь наверняка разбираетесь в моде и придворных правилах.
Женщина на мгновение замерла, и её улыбка померкла, поэтому Киоко поспешила заверить:
– Не беспокойтесь, одеяние, хотя и необычное, всё же прекрасно. Вы же видите, я его даже надела сегодня, хотя Кая и заставила меня подобрать к нему ещё одно верхнее кимоно.
Мика-сан тут же просветлела.
– Должна признать, у вашей служанки замечательный вкус. Это кимоно в совершенстве дополнило образ.
– Я ей так и сказала, когда надела его, – Киоко тоже улыбнулась. Чужая непосредственность заражала её. От этой женщины веяло теплом, какого она уже давно не ощущала. После смерти матери ей редко выпадало счастье побеседовать с кем-то без условностей и притворства.
Собеседница потупилась, сложила руки перед собой и, не глядя на Киоко, сказала:
– Я бы хотела ответить на ваш вопрос честно, но, боюсь, в мой искренний ответ будет сложно поверить.
Она взяла палочки и начала бездумно водить по ним ногтями, будто пытаясь снять с них лак.
– Не тревожьтесь, – Киоко перестала улыбаться. Она смотрела на женщину серьёзно, понимая: в её собственную историю об этом наряде тоже мало кто поверит. – Я склонна верить в невозможное.
Мика-сан подняла взгляд.
– Я не выбирала, какое кимоно для вас шить.
– А кто же тогда выбирал? – Киоко не могла оторваться от её внимательных глаз. Она вдруг заволновалась, и голос её стал тише.
– Со мной такое бывает, – Мика-сан тоже заговорила тише, вновь глядя на свои на руки, которые продолжали портить палочки, но Киоко решила этого не замечать. – Иногда я просто сажусь и начинаю работать. Я не знаю, что у меня получится, но я знаю, для кого это предназначено. Вашим подарком я занялась за месяц до свадьбы… Простите, – она поправилась, – дня рождения.
– Я понимаю, – кивнула Киоко.
– Словом, сначала я выкрасила нити – и даже не понимала зачем. Я редко использую такие оттенки, их тяжело получить, но в тот раз руки сами потянулись. Труднее всего было достать лиану для бирюзового цвета. Она растёт в Ши, сами понимаете, мало кто рискнет отправиться туда, – пока она говорила о красках, её руки успокоились, а взгляд снова прояснился.
Киоко улыбнулась.
– Я не знала, для чего мне шёлк такого цвета, каким будет наряд, что я на нём вышью… я просто садилась и делала. Итог меня не волновал. Руки сами знают, как лучше, поэтому я стараюсь не задумываться. Сын говорит, это вдохновение, – она усмехнулась. – Может, и так, но я чувствую это по-другому. Вдохновение – это порыв, желание творить. А мой случай совсем не о желании, он о невозможности отказаться, невозможности не делать.
– Значит, и вы пойманы в ловушку своего дара… – задумчиво протянула Киоко, а затем, осознав, что сказала это вслух и теперь Мика-сан непонимающе смотрит на неё, улыбнулась. – Рассказывайте, это очень интересно.
– Словом, – продолжила та, – я не знала, что выйдет, но делала это для вас. И была удивлена не меньше, чем ваши придворные дамы.
– Разве вы были при дарении?
– Какое там, Хотэку рассказал! О-о-ой, как они шептались, – она хихикнула, – надеюсь, у вас не было из-за этого неприятностей.
– Не беспокойтесь. Придворные дамы меня никогда не жаловали, наряд – просто повод для новой сплетни. Уверена, они только рады, что он появился, – Киоко тоже усмехнулась. Ей нравилась Мика-сан, такая приятная и такая простая. С ней не хотелось расставаться, поэтому Киоко, чтобы продлить беседу, спросила: – Я ведь не единственная, такие случаи уже бывали? Прошу вас, расскажите, кому ещё и какой наряд вы сшили. Возможно, ваш дар не случаен?
Ей хотелось в это верить. Вдруг платье приносит удачу? Вдруг оно ей нужно, чтобы всё наладилось? Не зря ведь оно ей приснилось именно тогда…
– Есть одна история, после которой я оставила попытки сопротивляться навязчивой тяге шить какой-то наряд и теперь просто повинуюсь ей. Я говорю «нужно», потому что знаю: эти одеяния правда нужны, они не случайны.
И она рассказала историю, которая подарила Киоко надежду, что всё будет даже лучше, чем прежде.
Эйка брела по рынку и, пряча в кулаке связку монет, выискивала лавку с бобами. Хотя в Иноси редко случались кражи, деньги, оставшиеся ей после смерти мужа, почти закончились, рисковать не хотелось. У нее, к счастью, была работа: её взял в помощницы дядя Минору – «мастер истины», как его звали, а на самом деле он изготавливал бронзовые зеркала, – платить за работу он будет, когда Эйка закончит обучение и станет действительно полезной. Пока же она больше портила, чем помогала.
– Обижаете! Конечно, свежие, у нас всё свежее! – услышала она впереди и узнала голос торговца.
– Ясуши, доброе утро! – она поклонилась. – Ты что это, место поменял? Я тебя по всему рынку ищу…
– Привет, Эйка, – он улыбнулся и кивнул ей, отсчитав покупательнице сдачу. Та подхватила пухлый мешочек с соевыми бобами и направилась в сторону рядов с одеждой. – А тебе как обычно?