Наследие Дракона

– Разбуди меня в три. Мы оставим лошадей здесь, а сами пройдем остаток пути пешком, пока песок еще прохладный, а змеиный выводок сонный. – Она разломила кругляш походного хлеба пополам. – Собираешься ли ты рассказать мне, что тебя волнует, или придется выбивать из тебя сведения палкой?

Ханней поджала губы.

– Сначала вам придется меня поймать.

Какая же ты невыносимая, дрянная девчонка! Ани запила хлеб водой и скорчила гримасу.

– И эта вода тоже застоялась.

– Верно. Сердечные матери говорят, что соляные кувшины не сохраняют ее свежесть.

– За фик! Видимо, придется отправить делегацию джа’сайани в Салар Меррадж. Еще одна забота…

– Я слышала, как умм Нурати говорила с Хафсой Азейной до их отъезда о том, чтобы купить новые кувшины. Первая мать сказала, что караван будет проезжать мимо Соленых Земель. – Девушка внезапно ужасно заинтересовалась пригоршней пеммикана и начала искать в ней ягоды. – Верховная наставница?

– Что? – Ани повернула голову в сторону пасущихся лошадей, чтобы девушке было легче раскрыться перед ней.

– Говорят, что Сулейма повредила разум, а не только тело. Прежде чем лекари погрузили ее в сон, она кричала о… каких-то странных вещах. – Ханней помедлила. – Разговаривала с кем-то невидимым.

Ани решила, что теперь начинает понимать тревогу этой девушки. Воительница обязана полагаться на свою сестру по оружию и доверять ей. Те же, кто повредился в уме из-за болезни, травмы или жестокой усмешки судьбы, не подходили для солдатской жизни.

– Хафса Азейна – умелая повелительница снов. Сулейма в хороших руках.

– Но повелители снов не обладают даром исцеления, верно? Повелевать снами – это убийственная магия… И к тому же Хафса Азейна родилась в чужих краях.

Последние слова были произнесены с отстраненным видом. В чужих краях. Как будто чужие обычаи были дурными и их следовало бояться и сторониться. Ани попыталась не выказывать тревоги. В ее ушах звенела давняя-давняя вражда и мучительные вопли смертоубийства.

– Я еще ни разу не слышала, чтобы ты так отзывалась о чужестранцах. Где ты этого нахваталась?

Явно расстроенная, Ханней пожала плечами.

– Послушай меня, Ханней, ты – хорошая и к тому же умная девушка. Если кто-то распространяет подобные настроения среди джа’акари… – Ани попыталась избавиться от лекторского тона, заметив, что взгляд девушки потух, а рот упрямо сжался. – Ханней, ты должна мне сказать. Кто говорил тебе подобные вещи?

– Никто, истаза Ани. Просто в моей голове промелькнула эта мысль. Простите меня.

Девушка забросила в рот пригоршню пеммикана и запила ее несвежей водой. Ее лицо оставалось бесстрастным. Ани почувствовала, что снова потеряла с ней контакт.

– Ханней…

– Ханней Джа’Акари. – Девушка коснулась пальцем смазанного ароматными маслами виска. Оскорбленная Ани резко набрала воздух в легкие. – Вам следует поспать, верховная наставница. Уже поздно, а первую вахту несу я.

Сейчас совсем не так поздно, как тебе кажется, девочка. И я была Джа’Акари еще до того, как твоя мать надумала гоняться за отцом вокруг походного костра.

Но вслух Ани этого не сказала. Она поднялась, чтобы взглянуть на лошадь – не потому, что Талиезо нуждался в особой заботе, просто почувствовала, что если не сделает очень много глубоких медленных вдохов, то устроит этой негоднице такой нагоняй, что та будет бежать до Эйш Калумма. Посмотрев на лошадь, верховная наставница выбрала низкое гладкое место для сна.

Ани лежала, завернувшись в седельное одеяло и собственное раздражение, и слушала потрескивание костра да серебристый смех звезд, холодных и таких далеких. Закрыв глаза, она пила остывающий ночной воздух, но еще долго не могла забыться, а когда ей это все-таки удалось, ее сны были тревожными.

Во сне Ани давала наставления своим девочкам – те были нагими, не считая синих штанов, правда, во время сна это казалось вполне уместным, – а затем кто-то схватил ее за шею и начал трясти, да так, что у нее заклацали зубы. Она начала задыхаться от горячей влажной вони. Пахло мертвечиной.

Просыпайся! Просыпайся! Я предпочитаю, чтобы жертва видела меня перед тем, как я ее съем.

Ани открыла глаза и заглянула прямо в пасть смерти.

19

Если сегодня мне суждено умереть, то я умру, глядя в лицо своему врагу.

Истаза Ани исчезла.

Ханней пробудилась от тяжелой дремы и обнаружила, что верховная наставница бросила ее, будто несмышленыша. Судя по следам, Ани ушла в сопровождении некоей воительницы и ее вашая.

Джа’Акари вспыхнула от стыда. Она поверить не могла, что продолжала сладко спать, в то время как в лагерь вторглись какие-то незнакомцы, побеседовали с верховной наставницей и снова ушли. Но что самое ужасное, меч и лук лежали тут же, как ни в чем не бывало – вопиющее оскорбление.

Ханней туго затянула шнурки на куртке – хоть из-за этого у нее и заболели не вылеченные до конца ребра, – взяла оружие и медную коробку, врученную умм Нурати, и торопливо осмотрела Лалию и Талиезо, прежде чем со всех ног понестись к Костям. По старой традиции джа’акари девушка ступала по следам другой воительницы, чтобы сбить с толку неприятеля.