Мы поднялись на несколько лестничных пролетов и вышли на платформу, размещенную над первыми скамейками для гребцов, оказавшись на уровне так называемой рубки, командного пункта корабля. Там во время плавания находились офицеры, а также штурман и кормчий. Они держались отдельно от гребцов и от надсмотрщиков, заставлявших рабов исполнять приказы.
Отсюда было видно всю весельную и носовую часть корабля. Аудиовизуальное устройство, запрограммированное на автоматическую работу, начало показывать работу гребцов галеры на экране, расположенном у нас над головами. Все это спроецировали так, что нам казалось, будто гребцы сидят на скамейках реального корабля.
И тут случилось это. Я сразу же поняла и подумала: кольцо, снова кольцо.
Изобразительный и звуковой ряды ролика были заглушены образами и звуками, возникшими в моем воображении, но превосходящими реальность.
Я слышала барабанную дробь, определяющую ритм для гребцов, плеск воды при погружении в нее весел, чувствовала резкий запах пота гребцов, одетых в лохмотья. Я ощущала порывы ветра, видела голубизну неба и воды, белые барашки на гребнях волн. День был солнечный, но море волновалось и корабль покачивало.
Впереди шла другая галера. На верхушках ее мачт развевались зеленые флаги ислама, а на наших мачтах реял боевой вымпел тамплиеров-моряков — черный штандарт с белым черепом.
Надсмотрщики ходили между скамьями гребцов, угрожая бичами тем, кто не слишком энергично работал веслом, а человек, поднявшийся на грот-мачту, что-то кричал. Я услышала голос, возможно, свой собственный, который умолял выстрелить из катапульт.
Мое сердце учащенно забилось, и я крепко сжала рукоятку меча, висевшего у меня на поясе. Я понимала, что многие скоро умрут, возможно, и я.
Вражеский корабль попытался уйти от нас на веслах, одновременно поднимая паруса, подобно тому, как мы сделали это несколько раньше. Но уверенности в том, что мы догоним их, у меня не было.
— Налечь на весла! — кричала я.
И этот приказ был повторен всеми надсмотрщиками. На спины рабов, не успевавших выдерживать заданный ритм, посыпались удары бича. Рабы хрипели, когда весла опускались в воду, и судно прибавляло ход. Каждый удар кнута сопровождался криками боли. До меня доходил тяжелый запах тел, теперь усилившийся. Его гнало движение воздуха со стороны носа, и я поняла, что улавливала его и раньше, находясь в трансе. Поняла, что дополнительный оттенок этому запаху придает страх, чуть заметный и омерзительный.
Расстояние до нашего приза сокращалось, но их корабль был так же быстроходен, и снаряды из наших метательных орудий не достигали его. Коридор у носовой части «Санта-Коломы» был заполнен арбалетчиками, готовыми открыть стрельбу по сарацинам. Один выпустил стрелу, и она впилась в деревянную обшивку кормы вражеского корабля, однако при такой дистанции риск промахнуться был очень велик, и я приказала экономить стрелы.
В этот момент мавры раскрыли рубку, и матрос, сидящий на грот-мачте, закричал: «Нафта!» Небо прорезали полосы дыма, и вокруг нашего корабля начали падать сосуды с горящей нефтью.
Солдаты прикрывались кирасами, малоэффективными против огня, однако рабы гребли ничем не защищенные, и между восемнадцатой и девятнадцатой скамьей с левого борта упал один сосуд. Он угодил в одного из этих несчастных, превратив его в огненный шар. Гребец взывал о помощи. Его товарищи издали тревожный вопль и бросили весла. Галера повернула направо.
Кормчий пытался выправить судно. Визг горящих людей вызывал дрожь, но ситуация не позволяла ни бояться, ни сочувствовать.
— Бросьте сухие листья в камбуз! — приказала я.
К подобному приему мы прибегали не впервые. Пока надсмотрщики и солдаты пытались потушить огонь, заливая его водой из ведер, матросы подняли из трюма мешки с сухими листьями и дегтем и бросили их в очаг, находившийся на двадцать третьей скамье, на которой не было гребцов. Благодаря свободному доступу воздуха в нем постоянно поддерживался огонь. Вскоре над кораблем поднялся столб черного дыма.
— Прекратить греблю! Весла в воду! — крикнула я.
Приказ передали по проходу между скамьями гребцов, корабль остановился. Огонь уже взяли под контроль, когда марсовый прокричал, что корабль сарацин разворачивается. Дымовые линии, оставляемые их снарядами, на короткое время исчезли, но, встав напротив нас, они возобновили стрельбу — на этот раз из коридора в носовой части галеры. Наши надсмотрщики быстро сняли кандалы с раненых и умирающих гребцов, и гребцы-добровольцы, так называемые бонавоглис, заняли их места. Наша галера, закрытая плотной дымовой завесой, поддерживаемой моряками, напоминала корабль, получивший непоправимые повреждения, а на самом деле была готова к бою.