Наследие предков

Радомир снял грязный халат и бросил его на пол. Затем вымыл руки и вышел в коридор. Терра молча взяла нитку с иглой в руку и стала зашивать тело.

— Как вы с Радомиром поняли, что она не сама это сделала? — тихо спросил Гелиан.

— На ее шее не было кровоизлияний от ремня. Если бы она сделала это сама — остались бы кровоподтеки. А у нее на шее только борозда.

— «Борозда»?

— Странгуляционная борозда — след от сдавления.

Гелиан положил перо и повернулся лицом к Терре.

— Ты это в книгах прочла или сама видела?

— И читала и видела. У нас в поселке каждый год кто-нибудь руки на себя накладывал. Вешаться любили, иногда топились. Пару раз было, что не сами они это делали. Если я видела, что не так что-то, сразу же Юрию докладывала и с этим разбирался он.

— А вскрытия? Как ты…

— В сарае Прокофьи. К похоронам тело обычно она готовила. У нее даже комната там была специальная для этого. В первый раз я сделала это сама, без ее ведома. Когда она все поняла, выгнала меня и неделю на порог не пускала. А потом парень молодой в поселке помер. Прокофья не могла понять, что сталось с ним, ведь здоровый вроде был. Тогда я и предложила ей посмотреть, что же с ним случилось.

— И от чего он умер?

— У него аневризма передней мозговой артерии была большая. Она-то и разорвалась. К сожалению, тому парню никто не был в состоянии помочь.

— После того парня Прокофья стала тебе в этом деле помогать?

— Не только. Прокофья стала книги читать, которые ты мне дарил. Обо многом мы узнавали с ней вместе.

— Ты никогда не рассказывала, что Прокофья эти книги тоже читала.

Терра закрыла глаза и улыбнулась:

— Боялась, что ты переметнешься и станешь ей книги дарить, а не мне.

— Неужели думала, что я променяю тебя на Прокофью? — улыбнулся Гелиан.

— Не нужно, — предупредила Терра и покосилась на него. — Я не развалюсь и не сломаюсь, если ты озвучишь правду.

— О чем это ты?

— Расскажи я тебе о том, что Прокофья читает твои книги, не пришлось бы тебе жениться на мне. Заручился бы поддержкой самой опытной знахарки в поселке и дело с концом.

— Терра?

— Лучше промолчи, Гелиан. И без того мне тошно.

— И что я должен ответить на это? — он развел руками.

— Я все сказала. Тебе стоит промолчать.

— Ладно. Сменим тему. Расскажи мне о том, чему научили тебя все те мертвые, которых ты…

— Которых я вскрыла? Или которых препарировала?

Гелиан не скрывая удивления, улыбнулся.

— А ты и этим занималась?

— Если бы хоть кто-нибудь узнал о том, чем я занималась, меня бы обвинили в надругательстве над телом человеческим и изгнали за стену.

— Ну, это вряд ли, — хмыкнул Гелиан. — Отец бы тебя защитил.

— От обезумевшей толпы и подлого слуха защитить никто не может. Я знала, чем рискую и на что иду, когда делала это.

— Значит, желание познать оказалось сильнее инстинкта самосохранения?

Терра обернулась и взглянула на него.

— Желание познать победило мою нравственность.

— «Нравственность», — прошептал Гелиан. — Откуда тебе известно значение этого слова?

— От Шанталь. Она любила называть мое поведение «безнравственным». Однажды, я поинтересовалась, что это значит. Сестре пришлось мне объяснить.

— И много таких непонятных для тебя слов знала Шанталь?

— Достаточно, — кивнула Терра.

— А тебе не казалось странным, что твоя сестра знает эти слова, а ты — нет?

— Шанталь много времени проводила в беседах с отцом. Так что, ничего странного.

Гелиан встал со стула и подошел к Терре.

— Очень часто познание сталкивается с нравственностью. И если нравственность побеждает, познание утрачивает возможность превратиться в знание.

— Но если побеждает познание, то человек утрачивает нравственность, — вторила Терра.

— Согласен. Вопрос лишь в том, насколько далеко человек может зайти.

— Некоторые из ученых заходили так далеко, что переставали быть людьми, Гелиан.

Он наклонился и прошептал ей на ухо:

— Ты не одна из них.

— Я делала то, что делала, потому что ведала больше, чем люди из моего поселения. Окажись я в прошлом, среди предков, мои действия никто бы не счел «безнравственными».

— Вот видишь, ты не преступила черту. Но, почему мне кажется, что ты все равно осуждаешь себя?

— Потому что чувствую, что могла бы ее преступить, — она повернулась к нему, заглядывая в глаза. — С тобой никогда так не было? Ты задаешь себе вопрос и понимаешь, что сможешь на него ответить, если сделаешь нечто ужасное.

— Каждый, кто стремится что-то познать, рано или поздно задает себе этот вопрос. Но, задать вопрос и сделать нечто ужасное — это разные вещи, Терра.

— А ты? Ты преступал когда-нибудь черту?

Терра с иглой в руке ждала его ответа.

— Нет, — ответил он и улыбнулся ей.