В кромешном мраке путь удавалось различить лишь по редким полоскам света, пробивающимся через щели в ставнях на окнах домов и очертаниям крыш домов на фоне звёздного неба, по которому пробегали редкие облака. Путеводной звездой горела Свеча в руке Небесной Стражницы. Рыжая звезда отражалась в лужицах прошедшего вечером дождика. Лужи хлюпали под ногами, но женщина не имела ни сил, ни желания их перепрыгивать или обходить.
В руках дементэ была тусклая масляная лампа на верёвке. Тяжёлая медная лампа свисала к самой земле, но дрожащего на ветру огонька хватало не больше, чем на пятно света в один локоть шириной.
Кроме гнили и дерьма, пахло хлебом и варёным мясом, в животе урчало, и дементэ шла вперёд, стараясь не отвлекаться. Нужно было добраться до схрона, где лежали деньги и зачаруньки на чёрный день. Последние медяки пришлось уплатить этим стражницким крохоборкам, чтоб пустили переночевать в город.
Она дойдёт, вот тогда будут и пища, и сон, и кров, хотя бы в виде дешёвой коморки под самой крышей притона для бедных.
Дементэ шла, вспоминая сестёр. Они все поровну делили хлеб, сыр и молоко, укрывались одним большим одеялом и вместе шептали перед сном заклинания, которые учили по старым книгам.
«Яси ниот, амо омнес — звучали в памяти дементэ голоса сестёр, — дорой ночи, всех люблю».
От этих воспоминаний снова начинали подкатывать слёзы. Их предали. Предали и боги, и люди. И всё из-за чужаков.
Дементэ шла, а потом остановилась. Она чуть не прошла мимо разрушенного дома. Тот лишь в последний миг привлёк её внимание, ибо вместо еле-еле различимой стены была большая дыра, словно сюда попал камень их мощного требушета или взорвалась бочка с порохом.
Женщина покачала головой, ибо негоже в самом городе вершить подобное, могли же и дети попасть под обломки. Дементэ отвернулась и пошла прочь, вдоль по улице, но путь её был недолог.
— Эй, стой, ты цеховская или торгашеская?! — раздался голос, когда она проходила мимо очередного проулка. Там стояла тройка подвыпивших молодых и дерзких девиц явно ремесленной наружности. Короткие ножи-шила и большие ножницы на поясах, а также резкий запах сыромятной кожи, подтверждали догадки.
Та что повыше, подняла фонарь над головой и прищурилась.
— Я тебя не знаю, — произнесла она. — Слышь, а монетка угостить нас вином не найдётся.
— Не найдётся, — прохрипела в ответ дементэ. Ей не хотелось убивать этих дур, они ни при чём. Они не виноваты в том, что сёстры погибли. Но если не отстанут, придётся проучить.
— А мне, кажется, найдётся, — заговорила ещё одна кожевница, отлипнув от стены и достав откуда-то короткую дубинку с перемотанной кожным шнуром рукоятью.
Дементэ опустила глаз на лужицы под ногами. Не отстанут. Значит, надо проучить молодь.
Дементэ сама была не намного старше этих дур, но пережитые тяготы выжали юность из её души, словно масло из оливок, оставив только жмых. Она уже не понимала сколько ей лет.
Но раз учить, значит учить.
Девушка дотронулась пальцами до одежды, где висел на шнуре ключ Мирассы. Он скроет поступки, не даст ни инквизиции, ни магессам, ни духам-хранителям городских районов почуять силу. Но начинать нужно не с силы.
Дементэ сделала шаг назад, а потом хлёстким движением ударила ближайшую цеховицу по лицу своей лампой на верёвке, словно кистенём.
— Сука! — закричала та, согнувшись и схватившись за скулу, из которой обильно пошла кровь. А потом цеховица отлетела к стене, так как получила удар коленом по лицу. Это значит пока можно отнять из общего счета одну неприятельницу. Осталось две. А вот теперь можно и силу применить.
Огонёк на лампе завизжал, как бешеная крыса. Сорвался с фитиля и вцепился в одежду следующей жертвы, приняв облик большого тарантула. Всего лишь школа паука, и пауку просто сказали прыгнуть. Но паук и огонь в одном лице способны напугать многих.
— Снимите это! Снимите!
Паука визжал и шевелил длинными светящимися, как раскалённые в кузнечном горне проволочки, лапками, а цеховица стола и орала, занеся руку, но боясь притронутся к созданию.
Дементэ снова замахнулась лампой на верёвке, а затем обмотала палицу третьей, словно кинутым боло. Неприятельница попыталась достать до обидчицы ногой, но получила ботинком в голень и захромала, хотя и не выпустила оружие.
— Тварь магистратская, — процедила она, наверное, приняв дементэ за подмастерье гильдии чародеек. Пускай, это лишь на руку.
Дементэ потянула верёвку на себя, а когда цеховица упёрлась, опустила хватку и сама подалась вперёд, ударив со всей силы ногой под дых. Ремесленницы не солдатки, драться любят, но не умеют, и потому жертва упала на четвереньки, пытаясь сделать хотя бы один вдох.
По мокрой грязной брусчатке покатился уроненный фонарь, тут же погаснув, и переулок теперь освещался только огненным пауком. Палица с кожаными ремешками на рукояти сменила владелицу, тут же взмыла в воздух, опустившись на голову цеховицы, орущей и пытающейся стряхнуть с себя безобидного духа.