Наследие Санторо (СИ)

Внутри Занзаса что-то ёкнуло, словно небольшой прорвавшийся перочинный ножик, что кольнул и тут же исчез. Почти незначительный, но пугающий порыв подойти, ударить ещё раз, а потом обнять, чтобы перестала реветь и кричать, согнувшись в три погибели. Но вместо этого Занзас вышел, заперев дверь. Из-за лестницы вышел Скуало, приблизившись к двери, он сощурил глаза, удивленно переводя взгляд на босса.

— Чёртов босс, какого хрена происходит и где ты нашел её?

— Не важно, где. Сообщи Вонголе, что Франческо Гвидо мёртв.

— Мёртв? Врой, это как?

— А как обычно подыхают? Поскользнулся на скале и упал в пропасть.

— А наследие?

— С наследием будем разбираться позже. Но если женщина не врёт, то мы его проебали.

Занзас направлялся в кабинет, где не будет слышно криков проклинающей его Аделины, где можно забыться с бутылкой до завтрашнего дня. Скуало лишними вопросами не забрасывал, оставив все колкие комментарии при себе.

— Да, и ещё, — Босс остановился, дотронувшись до ожога на руке. — Нужно будет отвезти женщину к врачу, сделать узи и рентген.

— Это ещё зачем?

— Если я приказал, значит надо.

Скуало долгим мучительным взглядом смотрел прямо в глаза, он знал, когда босс недоговаривал, ситуация явно была критическая и выбившая из колеи настолько, что Занзас даже не пытался отделаться от него привычными способами.

— Ладно, поговорю с Шамалом, чтоб сделать всё по-тихому.

Занзас никогда не чувствовал угрызения совести. Даже не считал достойным запоминать лица и имена убитого им никчемного мусора. И Франческо Гвидо не был исключением. Занзас убил его без зазрения совести, одним из самых подлых способов — его единственной слабостью в виде родной сестры. Ударив по чувствам, Занзас смог победить. Но в ответ получил такой же удар от Санторо. В глазах всё ещё стояло вспыхнувшее пламя ярости. Он бы мог списать на обман зрения, но ожог на руке говорил обратное. А что куда важнее — вчерашнее видение, или что это чёрт возьми было. Теперь Занзас отбросил вариант с иллюзией клоуна, ему ни к чему было выманивать его, а, значит, Скариани видел действительно Санторо. Она сказала правильное местонахождение. Сказала, что внутри неё ждут два сюрприза, отчего внутри всё холодело ещё сильнее. Но он решил ни о чем не думать, пока не получит отчет от врача с заключением. Некое поместье, если она сбежит, и покушение семнадцатого июня. Скариани явно перебрал с алкоголем, потому что он даже записал все по проговоренному порядку на бумаге. Почему и нет? Базука десятилетия же существует, почему не быть некоей машине времени, в которой Санторо вернулась в прошлое? Вот только почему именно в этот момент, а не намного раньше, чтобы предотвратить похищение? Занзас ответил на собственный вопрос разбитой о стену бутылкой.

Ночь стояла неприятной тишиной в замке — такой, что Скариани слышал собственные шаги, из-за чего проклинал себя ещё сильнее. Ведь стоял у дверей Санторо, нетерпеливо поворачивая ключ. В комнате её не было, уже подумав, не вены ли себе она порезала, Занзас нашёл её лежащей обнаженной на коврике возле ванны. Запаниковав, босс упал рядом, первым же делом проверив вены. Целые и невредимые. На душе сразу отлегло, но осталось неприятное послевкусие от мысли, что его с какой-то стати должно заботить её состояние. Сорвав полотенце с крючка, он замотал её продрогшее тело и поднял на руки, вернувшись в комнату.

Ледяная и продрогшая Аделина инстинктивно прижалась ближе, сжав руки в кулачки. С ношей на руках Занзас сел на кровать, прижав Аделину к плечу, смотря на осунувшееся изможденное лицо и проведя пальцами по влажной щеке.

Пускай он этого не высказывал и не показывал, но вопреки своим словам он почти что чуточку уважал её за то, что не ломалась из-за всей хуеты, происходящей вокруг. А наоборот, как бы с каждым днём становилась лучше и сильнее. Упрямо не сгибаясь, а скорее подстраиваясь под нужную форму и темп. И в итоге он сам её сломал, так желал этого, пытаясь найти слабую точку, а нашёл там, где меньше всего ожидал. Отобрав у неё всё в одной маленькой надежде на семью. И растоптав чувства, которые теплились в неопытном сердце.

В то, что она его любит, Занзас верил с трудом, изначально считая, что Аделина должна его ненавидеть едва ли не с самого начала. Но, видимо, хоть в чём-то Франческо оказался прав, и женщина выросла с перевернутыми понятиями о жизни, путая тёмное со светлым, плохое с хорошим, а любовь — с тиранией. А впрочем, не так ли, как и все они?

Последний раз проведя по ещё не высохшим красным прядям и пальцами щекоча щеку, Занзас опустил её на кровать, дотронувшись до слегка выпуклого живота, едва прочертившегося, и одернул руку, будто ожегся. Нет, он не будет думать об этом сейчас. И укрыв тяжелым одеялом, покинул комнату, заперев в личной клетке.