Но Санторо стояла перед зеркалом с похоронным, а не свадебным настроением, как бы её ни пытались приободрить. Платье красиво, бесспорно, как и положено, девственно-белое, закрытое, вышитое узорами, украшенными маленькими, но сверкающими бриллиантами. Кто бы мог подумать, полгода назад её почившая сестрица Катерина стояла здесь — спесивая и до тошноты чванливая, кичившаяся, что через час станет Савадой, а Аделина скромно стояла в стороне и отпускала комментарии по поводу её девственности. В тот день она налетела на Занзаса, когда он даже не знал её. В тот день она познакомилась с родным братом, убившим всю её семью. В тот день она умерла и возродилась, каждый день меняясь незаметно для самой себя. Она стала другой — лучше или хуже, возможно каждый ответил бы по-разному. Но другой.
Заходили родители Савады, Емитцу со слезами на глазах, прокричав: «Доченька», сгрёб её в объятья, наставляя её на путь истинный о семейном «счастье».
За время подготовки к ней успел наведаться и Бьякуран с обиженным видом, заявивший, что Тсунаеши-кун увёл у него невесту. На что они оба посмеялись. Ситуация с безумным предложением нарожать детей-альбиносов с васильковыми глазами стала такой далёкой, но ностальгично тёплой.
Мукуро пришёл уколоть парой-тройкой комплиментов и напомнить о том, что у неё нет совести, ведь она нарушила их сделку, отдав кольцо Мармону. Санторо всё пыталась уговорить Франа украсть её из-под венца, пока не поздно, ведь такие невесты на дороге не валяются. Но молодой иллюзионист, ковыряясь в ухе, скептически оглядел её, заявив, что Синьора Помидора — педофилка, поэтому она такая красная, что совести у неё нет от бесстыдства.
Приближение Варии она услышала сразу, отчего захватило дух. К встрече с Занзасом она не была готова. Она стала жертвой собственных воздушных замков, нафантазировав себе не понятно что. Занзас ничего ей не был должен. Никогда. Ведь Санторо ему никто. Глупо было надеяться на иное. Однако, когда Вария зашла, Лина ощутила одновременно и облегчение и укол по самолюбию — Занзаса с ними не было.
— Смотрите-ка, цыганку и правда за Саваду выдают, до конца думал, что это шутка.— Бельфегор стилетом поддел висящую, ждущую своего часа фату, присвистнув с видом заядлого знатока прекрасного.
— Врой, да вы издеваетесь, что один стоит с похоронной миной, что другая. Я, конечно, понимаю, что муж и жена — одна Сатана, но можно хоть ради приличия натянуть улыбку? — отчитал Суперби, схватив сконфузившуюся Санторо за макушку.
— Думай о чём-нибудь приятном, — посоветовал Луссурия, поправив праздничное боа.
«Ага, о том, как я расчленяю одного репетитора».
— А Занзас? — с надеждой поинтересовалась Лина. — Он здесь?
Варийцы подозрительно переглянулись, как-то заговорщицки ухмыльнувшись.
— Чёртов босс сказал, что раз в этот раз вряд ли кого-то грохнут, то смотреть здесь не на что, и лучше он проведёт день более продуктивно с бутылкой виски, — гордясь боссом, разъяснил Суперби с неизменным оскалом.
Санторо опустила взгляд, пытаясь скрыть поникшее настроение, которое уже, казалось, ниже быть не может. Поправив накрученные лёгкой волной локоны, Аделина грустно улыбнулась, пытаясь подбодрить себя и дать знать, что с ней всё в порядке. Мармон подошёл бесшумно, всё это время таясь в тени. Аделина была приятно удивлена его увидеть, учитывая, что Занзас выгнал хранителя за предательство. Иллюзионист, открыв подарочную коробку, вытащил сверкающую рубиновую брошь и под удивлённый взгляд Санторо зацепил на воротник над грудью.
— Подарок от Варии, — скупо пояснил Аспер.
— Да ладно? Бесплатный? — Санторо впервые за весь вечер искренне улыбнулась, коротко хохотнув. Мармон улыбнулся в ответ, но улыбкой кривой, пропитанной лимонным привкусом.
— Это скорее подарок нам, что мы наконец-то избавились от Санторской ноши.
— Спасибо вам, — Лина дотронулась до рубина, идеально смотрящегося с платьем, придающего слишком белому незапятнанному образу капельку красного — символ крови на её руках. — Не только за подарок. За всё, знаете, для меня эти месяцы прошли как годы, и причем в хорошем смысле. Я, наверное, чокнутая, но это было самое счастливое время в моей жизни, — и благодарно сверкнув заслезившимся глазами, обвела взглядом каждого, казалось, ещё одно мгновение, и она потянет руки для объятий. Застывшие хранители Варии уставились на неё со скептическим непониманием, но втянувший носом выступающую влагу Луссурия, вытащив платочек, театрально вздохнул:
— Ну всё, сейчас и я расплачусь.
— Врой, если ты и чокнутая, то не больше нашего, — одобрительно хмыкнул Скуало и отвесил не болезненную оплеуху нерадивой невесте, и кивнул остальным, что они свои нормы приличия на сегодня выполнили.
Лина вновь осталась одна.