Наследие Санторо (СИ)

— Запустил в неё немного пламени ярости. Она выставила щит из карт, соединив их пламенем Облака.

— Что ты сделал? — взревел Суперби, вытаращив глаза. — Врой, немного пламени бы не расхерачило половину комнаты. И как бы ты объяснял Саваде её обгоревший труп? Баловался пламенем, Санторо мимо проходила, споткнулась и упала в моё пламя?

— Ты только что сам всё прекрасно объяснил.

Скуало тяжко вздохнул, устало прикрыв лицо. Спорить с боссом о моральной стороне поступков и последствиях смерти единственной Санторо, оставленной под их опеку и ответственность, — дело бесполезное.

— Приведи её ко мне, — Занзас отбросил карты, эфемерная улыбка дрогнула на губах, что не утаилось от Капитана, прекрасно знавшего, что ничего хорошего за ней не кроется.

— Решил всё-таки воплотить моё «объяснение» в реальность?

— Десять минут назад не померла же, и сейчас не помрёт.

Скуало лишь покачал головой и вылетел из кабинета выполнять приказ.

Кроткий, лишённый уверенности стук в дверь. Дверь, интригующе проскрипев, пропустила Аделину, что с выражением удручённой скромности и склонив голову, подобно настоящей провинившейся слуге перед своим господином, застыла посреди комнаты, явно чтобы в случае форс-мажоров успеть выбежать из кабинета босса.

Занзас не намеревался переходить сразу к сцене с чтением лекций, прекрасно успев изучить за это время Санторо, он понял, что хуже всего на неё воздействует молчание, которое она принимает, как правило, за неуважение к себе, что сильно оскорбляет юную итальянку, в которой хоть и медленно, но просыпалось чувство гордости.

Хотя за представителя некогда набирающей силы семьи её трудно было принять, увидь он её на улице, принял бы за самую настоящую цыганку: пышная витиеватая юбка в пол, такая же аляпистая бесформенная кофта, круглые серьги и звенящие при каждом взмахе рук браслеты. Длинные кучеряшки не совсем привычного бордового цвета, который её совсем не портил, а скорее подчёркивал не совсем аристократические черты, лицо простое, но взгляд, который она не смогла долго прятать за полуопущенными ресницами, смотрел всегда прямо и дерзко, хотя сама она этого наверняка за собой не замечала. Аделина смотрела в сторону, теряя терпение, которое треснуло с ударившими по бокам руками и звонкой перекличкой браслетов.

— Да-да, я натворила что-то плохое, но не могли бы вы сказать, что именно? Потому что от вида несущегося на меня пламени ярости в голове моей до сих пор кавардак, застывший в ступоре!

— Что ты натворила? — праздно переспросил босс, лениво подобрав со стола принесённые Скуало карты. — Дай-ка подумаю, кажется нарушила собственные слова об уважении, обманув меня, когда я приказал выкинуть эти карты.

— Вы приказали это своим людям. Но карты были у меня в комнате. Не ко мне претензии.

— Мармон клянётся, что выкинул их.

— Ну знаете, я слышала, что у туманников профессия такая — лгать и пускать пыль в глаза.

Занзас поднял тяжёлый, полный металла взгляд с карт на Санторо и криво усмехнулся.

— То есть, ты сейчас утверждаешь, что мой офицер меня наглым образом обманывает?

Аделина застыла, приоткрыв губы, и коротко качнула отрицательно головой, сделав шаг вперёд, наконец-то решившись взглянуть в глаза босса.

— Я лишь говорю, что карты лежали на тумбе. Я не знаю, как они туда попали. Кля… — вовремя вспомнив, о том, что если она ещё раз скажет «клянусь», босс её по стенке разгладит, Лина прикусила губу. — Ну уж точно я не рылась по мусорникам.

Вполне логично. Ситуация становилась странной с каждой минутой. С одной стороны Мармон не идиот, чтобы ослушаться приказа, тем более такого элементарного, с другой стороны, вряд ли бы Санторо полезла по мусорникам в поисках карт.

— Карты всё это время находились при тебе?

— Ну да, — пожала плечами Лина, словно это было само собой разумеющееся.

— В лесу? В клубе? В поместье Рокудо?

— Нет, в клуб я их с собой не брала. Забыла. Но какое это вообще имеет отношение?

— Такое, бывшая девственница, что возможно этими картами, ты не себя спасаешь, а притягиваешь на наши головы неприятности.

От одной дрожи по телу Аделины, что была будто рябь, прошедшая по спокойной глади озера, Занзас получал удовольствие. Как натянувшаяся струна, она горделиво вздёрнула подбородок и обожгла холодным цветом глаз, злобно отчеканив:

— Я не была девственницей, — будто он нанёс ей страшнейшее оскорбление, которого она ждала намного раньше, а получила сейчас, когда меньше всего этого ожидала. — Вы просто порвали меня, вот и все.

— Смотрю, тебе претит мысль, что я первый тебя поимел, — Занзас смаковал и упивался тем, что топтал её гордость, которую она умудрялась сохранять в столь плачевном состоянии. Но следовало отдать ей должное, на провокацию она велась спокойно, не повышая голоса, будто знала, что он только и ждёт предлога снова припереть её к стенке.

— Вообще-то моё заявление должно было польстить вам, — и пожав плечами, соскочила на старую тему: — Так я могу забрать карты и смиренно вернуться в отведённые мне покои, чтобы погрузиться в сожаления о своём плохом поведении?